Хрен-брюле - страница 3



— Ты! — выдохнул Мартин и саданул кулаком по матрацу. — Ты!

— Только не ври, что не понравилось!

Мартин вскочил на ноги и начал судорожно натягивать на себя хоть что-то, что могло скрыть его наготу: первыми подвернулись треники, в которых он вчера, стесняясь своего старенького домашнего халата, и пришел в спальню из ванной.

— Зачем все это, Льельта? Зачем… так?

— А как надо было?

Девушка смотрела с вызовом, но Мартин опять, уже во второй раз за сегодняшний день, увидел, как начинают гореть ее щеки. А еще истинное состояние юной волчицы выдавали руки — дрожание пальцев и нервные движения возле груди и паха, которые Льельта явно очень хотела прикрыть, но не позволяла себе, продолжая играть выбранную роль лихой и опытной соблазнительницы.

— Зачем?.. — повторил Мартин и уселся на край кровати, уткнув лицо в ладони.

— А то не ясно! — вдруг выкрикнула Льельта, и матрац под задницей у Мартина заколыхался так, словно она в раздражении запрыгала по нему или просто резко задвигалась. — Что за вопросы, святой отец? А то мне с самого начала не было ясно, что ты на меня запал! А то я твоих взглядов не видела! А то я не поняла, за каким хреном ты меня к себе домой приволок и с комфортом устроил!

— Я что, разве что-то требовал от тебя? Я к чему-то тебя принуждал?! — ответно взорвался Мартин, разворачиваясь к Льельте и вновь ударяя кулаком по кровати.

— Лучше бы принуждал! — еще громче выкрикнул та, и лицо ее искривилось так, что стало ясно: она вот-вот заплачет. — Такие правила игры мне были бы понятны! А по тем, что предлагаешь ты, я играть не умею! Что тебе от меня надо, если… если не это? Что?!

Сказать, что Мартин растерялся, значило не сказать вообще ничего. Льельта все повернула как-то так, что теперь действительно казалось: именно он, Мартин — служитель Единого бога, куда более взрослый по сравнению с юной волчицой самец-оборотень — виноват в том, что не расставил точки над «i», не объяснился, заставил Льельту думать… Единый и вся небесная рать!

— Я… Я просто пожалел тебя. Не мог оставить на улице, позволить и дальше… Мне показалось, что я в ответе за тебя, Льельта. И да, ты права. Наверно, если бы ты не была для меня сексуально привлекательна, мои действия в отношении тебя могли бы быть… иными. Но… Но я бы никогда! Понимаешь? Никогда не стал бы требовать с тебя… То, что ты подумала обо мне… Это для меня оскорбительно и вообще… ужасно! А уж то, что ты сделала! Короче говоря, теперь тебе придется…

— Придется! Это точно! — вдруг перебила Мартина Льельта и резко вытерла ладонями слезы и сопли. Глаза ее горели ненавистью и отчаянием. — Теперь, если ты, святой отец, выставишь меня, я тут же попаду в долбаный интернат для трудных, потому что мой алкоголик-отец, чтоб ему век в огне адском гореть за все, что я от него видела, вчера утром все-таки помер! Я в больнице была и еле удрала от добрых докторов, которые так и мечтали обо мне позаботиться. Потому что мне, блин, до совершеннолетия еще как до Луны пешком — три года. А в интернат я не поеду! На фиг! Уж лучше в петлю! Ты, святоша хренов, и понятия не имеешь…

— Не выражайся, Льельта, — устало буркнул Мартин и потер лоб напряженными пальцами.

Девушка была не права: о том, что творится в заведениях, подобных тому, о котором говорила юная «рецидивистка и угонщица», Мартин как раз знал распрекрасно и немало сил положил на то, чтобы ситуацию изменить — привлечь спонсоров, волонтеров, просто внимание общественности. Чтобы у детей, содержавшихся там, оставался шанс стать нормальными людьми. Чтобы они не перемещались плавно из интернатов в тюрьмы… Рогатый и все его прихвостни! От одной только мысли, что Льельта тоже окажется в одном из таких заведений — с ее-то характером и внешностью! — стало не по себе. Но как быть? Куда ее деть на те три года, что остались ей до двадцати одного?