– Должна быть где-нибудь на крайних пирсах. Торговок ставят там, ближе к складам.
Мы медленно брели через весь порт. Надсмотрщики почему-то не торопились на родной корабль. По всему было видно – ничего хорошего их там не ждало. Чем дальше мы отходили от ворот, тем становилось просторнее и тише. Вскоре толпа окончательно поредела, но мы так и не пошли быстрее.
Мелкие волны качали туши усталых кораблей. Воняло гнильем, водорослями, размокшим деревом. Солнце жарило голову, вызывая безумную жажду. Бухта порта была почти круглой и в дальней части узким проливом соединялась с морем. На скалах узкой протоки стоял высокий, сложенный из известняка маяк – Большой Ночник. Название всплыло в голове всего на мгновение, но я успел ухватить его за хвост. Значит, я уже был здесь. Неужели этот город мне не чужой?
Порт, как и город, поражал и радовал уставшие от крови и насилия глаза. Не раздражали даже снующие во все стороны мальчишки, разносящие поручения и просто новости. Справа показались склады – низкие дощатые бараки. По левую руку потянулись торговые униремы. После звероподобных трирем один ряд весел выглядел весьма куце. Широкие корпуса, с площадкой для груза посередине неподвижно сидели в воде. На корме круто задирались к небу надстройка для команды и высокая площадка надсмотрщика за гребцами. Все как рассказывал Алекс в загоне.
– Смотри! Смотри!
Все вокруг останавливались и разом развернулись в сторону складов. Там быстро расчистилась площадка, окруженная толпой любопытных. Посередине остался маленький жилистый чернокожий раб в набедренной повязке и высокий, с широченными плечами надсмотрщик. Любому было понятно, раб взбрыкнул, и здоровяк в наказание охаживал его кнутом. Уже вся грудь бедняги покрылась глубокими порезами. Кусок бронзы, привязанный на конце кнута, при каждом ударе вырывал из тела маленькие кусочки кожи и мяса. Было странно, что раб даже не пытался защищаться. Стоит, согнувшись, делает пасы руками и бормочет какую-то муть на непонятном певучем языке. Толпу это очень потешало. Надсмотрщик, глумясь, бил не со всей силой, а только чтобы оцарапать и выбить кровь. Зрители же подначивали ударить посильней.
– Алекс, что делает этот идиот? Почему не прикрывается?
– Вроде как колдует. – Алекс, пользуясь тем, что оба наши надсмотрщика пялились на наказание, встал рядом. Остальные рабы тоже сбились в кучку и глазели на зрелище.
– Эти черные рабы, они из южных джунглей. Тех, что за большой пустыней. У них там свое страшное престрашное шаманство. Поговаривают, что очень сильное, но по мне, это бред собачий. Еще ни разу не видел, чтобы эти обезьяньи шаманы что-нибудь смогли.
– А что с ним будет?
– Да ничего. Если бы надсмотрщик хотел, уже забил бы до смерти. Поиздевается и потащит к хозяину. Может, выдерут на позорном столбе. Может, продадут на бои, хотя вряд ли – осенние игры уже закончились.
Вдруг чернокожий выгнулся как лук и кинул руки в сторону своего мучителя. Полыхнуло огнем. Заложило уши. От неожиданности мы с Алексом присели. На месте здоровенного мужика осталась лишь кучка пепла и конец кнута на земле. Люди как испуганные тараканы бросились во все стороны. Началась давка. Раб стоял, бессильно опустив руки, и не реагировал ни на что вокруг. Из толпы как муравьи вынырнули испуганные злые портовые стражники. С ходу окружили новоявленного шамана. Сбили с ног и принялись ожесточенно месить копьями. От страха били со всей силы – заточенные как бритва, наконечники шли насквозь сквозь худое тело и застревали в земле. Под неудачником-шаманом тут же растеклась лужа крови.
