– Зачем?
– Отбивает такты. Чтоб гребли ровно. На каждый удар барабана будешь тянуть весло на себя. И не лодырничай! Я-то вытяну, но главный сразу заметит. По проходу ходят младшие надсмотрщики. Кто-нибудь из них подойдет и всыплет плетей. И тебе и мне.
– А где спать? – Я осмотрелся вокруг. Алекс заржал, удивляясь моей наивности.
– А здесь и будешь спать. На весло голову положишь, и в путь: хоть храпи, хоть сопи, хоть на спинку переворачивайся, если сможешь, пока надсмотрщик плетью не разбудит. Весло тебе теперь и кровать, и стол, и подушка. Можешь даже как подружку его использовать – Он, как припадочный, заржал над собственной пошлой шуткой.
Я осмотрел скамью со всех сторон. Неширокая. Со спинкой чуть ниже лопаток, чтобы было во что упереться, когда тянешь весло на себя. Рукоять его сейчас опущена и заведена под специальную упорину. Так же и все остальные впереди. На окне в борту галеры, куда уходило весло, висел дранный кожаный фартук. Сквозь прорехи поблескивала мутная илистая вода. Внутренности от кишок до сердца затопила тоска вперемешку с осознанием, что жить на галере совсем не просто.
Грузчики тяжело стянули на пирс последний блок. Было далеко за полдень, и я решил, что мы останемся ночевать в порту. Но, к моему удивлению, на палубу вышел капитан и скомандовал отплытие. Заскрипели вороты носового трапа. В проходы спустились по два надсмотрщика с плетями. На площадке же появился дюжий мужик с барабаном.
– Ого, смотри – сам видимо стучит.
– Это плохо? – Я непроизвольно ссутулился.
– Это никак. – Алекс потянулся и вынул из упора весло.
Остальные рабы тоже зашевелились. Я сидел у борта, поэтому просто положил руки на весло, как показал Алекс.
– Сейчас будем грести назад, пока не оттащим галеру от пирсов, потом разворот и только тогда уже наляжем.
Главный надсмотрщик оглядел нас презрительно строгим взглядом, будто бы пытался забраться к каждому в самое нутро, и в первый раз ударил деревянной колотушкой в обтянутый кожей барабан. Поплыли.
Мы быстро отошли от пирсов, развернулись, гребя только правым бортом. В притирку пройдя мимо маяка, выбрались в открытое море.
Осенью темнеет рано. В море, где солнцу не за что зацепиться, и остается только нырнуть в воду, темнеет еще быстрей. Но не в тот первый день на галере. Ужасный, пропахший потом и солью, он тянулся бесконечно. Наконец, уже почти в полной темноте скомандовали сушить весла. Перестал стучать вызывающий головную боль барабан. Надсмотрщики выбрались на верхнюю палубу и сбросили большой каменный якорь. Мы закрепили весло. Я рухнул на него сверху – меня сильно мутило.
– Не смей блевать прямо здесь, убирать будешь сам, а еще и плетей оба получим. – Алекс устал намного меньше. – Держись. Трудно будет только первые дни, потом втянешься. Если не сдохнешь.
Он по обыкновению тихонько заржал своей собственной шутке. Смеяться громко было нельзя. Так же как и разговаривать. За любой шум били плетью. Причем наказывают всегда обоих. Днем мне настолько подурнело, и я почти отключился. Главный это заметил и подал знак надсмотрщикам внизу. Нам здорово досталось. Пришлось грести превозмогая слабость и боль.
– Сейчас еще ничего, галера то пустая. Да и гребем всего полдня. Вот потащим груженную – будет смерть. Окончательно все забудешь, даже как тебя зовут. Спорим? – Алекс развеселился, чувствуя скорый отдых. Он наклонился к гребцу впереди.
