Бирназар бий, чувствуя, как всеобщая радость находит отклик в его собственном сердце, отдал распоряжение о тое. И тут же степь, только что бывшая просто местом привала, превратилась в праздничную площадь. Юрты выросли словно белые грибы после дождя, костры вспыхнули как новые звёзды на земле.
Воздух наполнился запахами праздника – дымом очагов, ароматом жареного мяса, сладковатым духом кумыса. Но главное – он наполнился музыкой. Комуз запел в руках мастеров, и его голос был подобен голосу самой земли, рассказывающей о своих тайнах. Каждая струна говорила своё, но вместе они создавали песню – песню о новой жизни, о новой надежде, о новом пути.
Жигиты, словно сбросив с плеч груз прожитых дней, затеяли состязания. Их тела, ещё недавно уставшие от долгого пути, вдруг обрели новую силу – так обретает силу степной орёл, заметивший добычу. Борьба и стрельба из лука превратились в праздник силы и ловкости, а их смех и возгласы эхом отражались от гор, словно сами горы радовались вместе с людьми.
Женщины собрались вокруг юрты Айжаркын, и их голоса слились в древних колыбельных – тех самых, что пелись ещё их прабабушками, тех самых, что хранят в себе мудрость поколений и силу материнской любви. Каждая такая песня была подобна невидимой нити, связывающей прошлое с будущим, связывающей душу ребёнка с душой народа.
Акыны, эти хранители народной памяти, тут же начали слагать новые песни. Их голоса, то взлетающие к небесам, то опускающиеся до шёпота, рассказывали о судьбе, что ждёт новорождённого. И в этих песнях уже звучало предчувствие великих дел, великих свершений, великой судьбы.
А Бирназар бий стоял на небольшом холме, наблюдая за праздником, и чувствовал, как в его сердце растёт что-то новое – тёплое и живое, как весенний росток, пробивающийся сквозь прошлогоднюю траву. Он смотрел на веселящихся людей и понимал: этот ребёнок – не просто новая жизнь, это символ надежды, символ обновления, символ будущего. Как росток на пепелище даёт начало новому лесу, так и этот младенец может дать начало новым временам, новым делам, новым песням.
Есть решения, что приходят к человеку как весенний гром – внезапно и неотвратимо. Так пришло решение к Бирназар бию, когда он смотрел на празднующих людей. Он подозвал к себе Кубата, своего личного мастера-резчика, чьи руки умели разговаривать с деревом, как умеет акын разговаривать со струнами комуза.
Они сидели в тени юрты, и их разговор был тихим, как шёпот ветра в горных травах. Бирназар бий говорил, а руки старого мастера уже летали в воздухе, словно видя в нём будущие узоры. В глазах Кубата загорелся тот особый огонь, что появляется у настоящих мастеров, когда они чувствуют приближение большой работы.
День клонился к закату, праздник был в самом разгаре, когда Бирназар бий вышел из юрты мастера, неся в руках то, что должно было стать не просто колыбелью, а судьбой. Бешик, созданный руками Кубата, был подобен песне, застывшей в дереве – такой же прекрасный, такой же полный смысла и значения.
Дерево для него выбирали особое – арча, выросшая высоко в горах, там, где чистый воздух и близкое небо делают древесину крепкой, как клинок батыра, и певучей, как струна комуза. И не случайно выбрали именно это дерево – в его ветвях свил гнездо соловей, чьи трели наполняли можжевеловую рощу. Казалось, сама природа благословила это дерево для священного предназначения. Узоры на его боках рассказывали древние сказания – тут был и Манас на своем боевом коне, и мудрый Бакай, дающий советы, и храбрые воины, идущие в поход. Каждая линия резьбы была живой, каждый завиток хранил в себе частицу народной памяти.
