Ибо время громкой славы Аскольда и Дира, некогда избавивших полян от хазарской дани и грозивших Царьграду (до сих пор лишь греческие купцы, приезжавшие к нему, с внутренним содроганием вспоминали 860 год – когда вдоль стен притихшего Константинополя русы несли на вытянутых руках своих товарищей, грозивших грекам обнаженными мечами, иные, и славянские – о сем молчали) прошло.
Дань-выкуп от греков поступала все более скудная и не каждый год. Поляне, освободившись от зависимости Хазарии, не помогли – не захотели, не было сил? – своим соседям: северянам да радимичам. Князья же с избранной дружиной, приняв иную веру, все более спокойным взором смотрели на Киев, находя утешение сердцу в основном в разговорах друг с другом и в чтении книг, рассказывающих о чужих, неславянских богах.
Три года он сидел так на новгородском престоле, воспитывал племянника, правил по закону и обычаю землей, слушал и думал.
Пока не решил однажды – пора. Пришло то время, когда удается все. Главное – понять, когда оно придет. И не пропустить этого уже никогда не повторимого мига.
Олег, решившись на борьбу с Киевом, как опытный воин, знал, что единственный залог успеха – это быстрота. Собрав большое войско из постоянно приезжавших сначала к Рюрику, а потом и к нему варягов, набрал охотников из новгородских славян, кривичей, чуди и мери – тоже уже почти славян – и скоро двинулся на юг.
По пути сажает своих наместников у восточных кривичей в Гнездове (Смоленске) и в Любече (у северян) и продолжает свое стремительное речное движение к югу. Настолько стремительное, что Киев так ничего и не узнал до самого прихода Олега под его стены – его войско обгоняло гонцов кривичей и любечан, торопившихся с горькой вестью к Аскольду и Диру.
При подходе к городу Олег большой части войска велел отстать так, чтобы их не было заметно с берега, но быть готовым мгновенно двинуться на помощь передовому отряду, как только раздастся условный сигнал. Сам же с несколькими ладьями смело приблизился к берегу. День обычного торга не предвещал никаких неожиданностей, поэтому стража спокойно отнеслась к небольшой флотилии (большинство воинов спряталось внутри судов, оставив только несколько человек – стражей ладьи). Олег, богато одетый, сошел с несколькими своими людьми на берег и объявил подошедшим к нему представителям торга, что он – купец, едущий в Византию по поручению князя Олега и у него есть для киевских князей ценный и тайный подарок, не предназначенный для чужих глаз. Те, ни о чем не подозревая, передали услышанное князьям.
И когда князья вышли к ладьям с малой почетной стражей, то их внезапно окружили выскочившие с кораблей Олеговы люди.
Позднее летописцы напишут, что Олег обличит Аскольда и Дира, что они-де не княжеского рода, в отличие от него, Олега и Игоря, сына Рюрика, которого он им покажет, держа на руках. Но это будет позднее. В скоротечном бою с опытными воинами нет времени на разговоры, как нет в нем места и ребенку. Киевляне все были людьми опытными в боевых искусствах и заводить с ними речи до сечи – заранее проиграть все. Нет, их порубили сразу. Как сразу же был подан сигнал боевым рогом остальному войску. И вскоре против толпы гневных киевлян, среди которых редким вкраплением виднелись дружинники, стояла монолитная стальная стена северных воинов. Вот тогда наступило время речей. Никто не думал – ни свои, ни пока чужие – что человек может быть столь искусен в речи. Таких называют златоустами. Олег сказал все, что слышал сам и о чем думал последние три года. И победил – Киев его простил и принял, признал и наградил, поставив над собой. За что получил тут же от Олега звание-прозвище «мать городам русским».
