Но раз возникнув, только крепла – в Европе были десятки родов, претендовавших и оспаривавших власть в десятках королевств и герцогств, графств и баронств, на Руси же будет только один княжеский род, идущий от общего корня, лишь члены которого, по общему мнению, могли править в государстве по территории, почти не уступавшей всей остальной Европе. Остальные же могли только подчиняться им. Произойдет даже большее, чем в Европе. Там герцог, король, потеряв свои земли, переставал быть и королем либо герцогом, ибо его титул определялся прежде всего его земельными владениями. На Руси же титул князя с десятилетиями приобретет и лишь укрепит родовой смысл – и представители этого рода-семейства, даже не правя в реальных землях (что будет частенько происходить в эпоху феодальной раздробленности), все равно будут князьями.
По всей видимости, подобное положение дел определялось значимостью заслуг рода русских князей из дома Игоря и Святослава. Если заслуги европейских родов – это прежде всего заслуги умелого завоевания новых земель, установления взаимоотношений внутри племени и между племенами, то русский княжеский род сделал большее – он защитил славянские племена от внешней опасности, Степи – хазар, печенегов, половцев – племен, уже живущих на своей земле, начав с того, что избавил от унизительной дани хазарам, добившись, по сути, независимости целого ряда славянских племен. Такое не забывается. Род расширил и земли – на юг и восток, тесня Степь. И, наконец, объединил племена и племенные государства в единое целое государство, самое большое в Европе, обеспечив свободу торговли со всем миром, дав возможность работающим заниматься своим делом со спокойствием, выгодой и уверенностью в завтрашнем дне…
Всему этому пока еще предстоит произойти, ныне же древлянские послы прибыли в Киев. Но здесь уже знали о страшной судьбе своего князя – и княгиня Ольга уже все для себя решила.
Когда посольство древлян прибыло к городу, его встретили с почетом, когда же объявили они о причине прибытия – о смерти киевского князя и желании их князя взять вдову убитого за себя – никакого ропота не послышалось. Лишь дружинники киевские, оказывая сватам особую честь, подхватили их ладью на руки и так понесли на княжий двор. Послы начали успокаиваться, ибо обычай этот свидетельствовал, что сватовство встречено милостиво. Они пребывали в успокоении, однако, недолго, до той поры, пока киевляне не донесли их почти до порога княжьего терема – и тут внезапно сбросили в заранее выкопанную на дворе и прикрытую коврами яму. И тогда над этой ямой, из глубины которой уже туманились дымкой близкой смерти взоры послов, склонилось заледеневшее лицо княгини. Спросив, хороша ли честь оказана древлянам, она даже не сочла нужным слушать их стоны и мольбы и резко взмахнула рукой.
Сверху на ладью и бывших в ней людей обрушились комья земли. Полившись сплошным потоком, они быстро заглушили угасающие голоса. Через двадцать минут яма на дворе исчезла – лишь землекопы утрамбовывали все время проседавшую землю, не смея поднять глаз на правительницу, глядевшую прямо перед собой сухими глазами и одной рукой обнимавшую трехлетнего сына. Когда земля над местом казни сровнялась по крепости с остальным двором, Ольга кивнула дружине и ушла с сыном в дом.
Ушла, не утолив свое сердце местью, и зная, что произойдет это не скоро; до тех пор, пока вся земля древлянская не ответит ей за общесвершенное, не будет ей покоя. Так и произошло – спустя короткое время, пока не дошла до Мала весточка о его сватах, гонец Ольги пустился в путь к главному городу древлян – Искоростеню. Он вез просьбу Ольги прислать еще сватов – знатных мужей и воинов – в Киев, иначе киевляне не отпустят свою княгиню к Малу: надлежит ей выступать в путь лишь с великим посольством.
