…Адвокат, однако, спросила Иванихина, а где тот взял метанол и для каких целей он его использовал… Игорь Сергеевич, не будучи настолько предусмотрительным, сказал, что он чистил им детали двигателей, а про источник придумал, что в гараж его принёс кто-то давно, целую канистру, он уже и не помнит, кто именно. Адвокат вдруг придралась к этим убедительным аргументам, заставив Иванихина ответить, что обычно при чистке автомобильных деталей он всё же применял бензин и что на хлебокомбинате метанол ни для чего не применяется… потом выяснилось, что она знает (а следом узнал и зал суда), что Людмила Николаевна была в интимных отношениях с Игорем Сергеевичем и что она была инициатором разрыва этих отношений, что с удовольствием подтвердила одна из работниц бригады Петрищевой ("всегда ко мне придиралась, мымра", – подумал обозлённый неожиданным для него оборотом дела Иванихин).
Суд продолжался две недели. Молодая дама-адвокат не смогла запятнать честное имя Петрищева доказательствами его причастности к вымогательствам и производству палёной водки, да и не пыталась это сделать: это бы многих разозлило. Однако она показала неожиданную вещь: по официальным документам получалось, что Людмила Николаевна получала зарплату значительно более высокую, чем её муж, который, тем не менее, позволял себе весьма дорогостоящие развлечения…
Тем не менее прокурор доказывал, что Петрищева пыталась завладеть квартирой… и поскольку теперь в ней проживает разнополая семья, ей это удалось… таков был глубокий преступный замысел. Опровергнуть эти доводы адвокату так и не удалось. Но Петрищеву оправдали… за недостатком доказательств вины.
Людмила Николаевна всё это время продолжала работать на хлебокомбинате. К ней приехала мать, с которой они практически не разговаривали, но которая могла оставаться с Павликом после уроков. Крашеные пергидролем волосы Людмилы Николаевны отросли, оказавшись тёмно-русыми, она мало пользовалась косметикой, худоба и неистребимо свежий, с постоянным румянцем, цвет лица приводили к тому, что в её двадцать семь люди принимали её за выпускницу старших классов. Смущало только слишком дерзкое выражение глаз. После суда она многим осталась должна, гонорары адвокату были равны её зарплате примерно за семь-восемь месяцев работы.
До Юрия Васильевича постепенно дошли слухи, что Петрищева регулярно выпивает, что это началось ещё до суда, что она делает это в одиночку и что она уже пару раз отпрашивалась с работы, меняя смены… Сидоренко влекло к Людмиле Николаевне, но он стойко держался, считая, что эта женщина не стоила тех больших и светлых чувств, которые он к ней испытывал. Что она сейчас свободна и вполне может найти себе мужчину по своему вкусу и складу характера. Что вообще деревенское происхождение и среднетехническое образование располагают к распущенности.
Но тихое домашнее пьянство Людмилы Николаевны не входило в представления о её будущей счастливой жизни со здоровым самцом-производителем, которые нарисовал себе Юрий Васильевич. Он позвонил ей домой и по её голосу понял, что слухи были не лишены основания. Петрищева была навеселе и его сначала не узнала. После того как он назвался, она спросила его, что же он теперь хочет. Его задело это "теперь", он начал было её воспитывать и объяснять её неправильное поведение, но она, чего с ней не бывало раньше, перебила его, сказав, что сейчас не может с ним говорить, и попросила о встрече. Юрий Васильевич холодным голосом пригласил её в городской парк. Она сказала, что может не раньше, чем через три дня. Через три дня не мог он… и они договорились встретиться в пятницу вечером.
