Император Александр III - страница 45
Значит, совместная деятельность правительственных органов и общественных элементов признавалась вполне целесообразною и желательною не только в борьбе с политическими злоумышленниками, но и по отношению к законодательным мерам более общего характера, которыми должно было ознаменоваться новое царствование. При том сразу определился и характер этих общих мер. Упорядочение переселенческого движения, устройство питейной торговли, перевод временнообязанных крестьян на выкуп их наделов, понижение выкупных платежей – вот те вопросы, которые были возбуждены или решены на первых же порах. Кроме того, было увеличено содержание офицерам, а в армейской кавалерии и полевой артиллерии им были предоставлены казенные лошади. Вслед затем были приняты еще следующие меры: действие судебных уставов 1864 года распространено на северо-западные губернии; установлено ежегодно празднование дня 19 февраля; в Восточной Сибири введено общее положение о крестьянах 1861 года, учрежден крестьянский поземельный банк для облегчения крестьянам всех наименований способов к покупке земли, издан закон об ограничении труда малолетних рабочих на фабриках. Одновременно все военные гимназии были переименованы в кадетские корпуса, женские врачебные курсы упразднены, военнослужащим запрещено публичное произнесение речей и суждений политического характера, наконец, газеты: «Порядок», «Страна», «Земство» и «Голос» – подверглись более или менее сильным административным карам. Для дополнения картины прибавим еще, что уже 26 августа 1881 года покойный Государь совершил путешествие в Данциг для свидания с императором Вильгельмом I.
Герман Шеренберг. Вильгельм I в рабочем кабинете своего дворца в Берлине. 1868
Достаточно вникнуть во все эти мероприятия и действия русского правительства за первые два года минувшего царствования, чтобы убедиться в следующем: действие великих реформ Царя-Освободителя не только не было в каком-либо отношении приостановлено, а, напротив, они получили дальнейшее движение, то есть были распространены на новые местности России. Наряду с этим проявлялась и забота о довершении самой крупной реформы Александра II, то есть о создании условий, наиболее благоприятных для обеспечения судьбы освобожденных им крестьян. Доверие к земским силам России не было поколеблено; напротив, они призывались к новому служению государству в составе высшего законодательного органа. Введение нового таможенного тарифа свидетельствовало о намерении оградить интересы отечественной промышленности, увеличение содержания офицерам служило доказательством заботливости о военном сословии. Вскоре учрежден был дворянский банк. Словом, все классы русского общества могли убедиться в деятельном попечении о них законодателя, – все, за исключением одного, за исключением той «части общества», о которой упоминалось в постановлении о прекращении «Отечественных Записок». Правительство сочло нужным энергически противодействовать начинаниям, которые «внесли немало смуты в сознание» упомянутой части общества. Речь, следовательно, шла не только о борьбе с так называемыми террористами, против преступной деятельности которых принимались самые энергичные меры; вопрос ставился шире, то есть правительство старалось обезвредить почву, на которой зарождалось это прискорбное явление, другими словами, подавить проявление недовольства. В этом отношении происходила энергичная работа разрушения очагов распространения чувства недовольства. Но дело и этим не ограничилось. Внешние проявления чувства недовольства, в форме ли протеста словом или действием, имели, конечно, свою причину, и надо было ее доискаться. Исторически выяснилось, что наиболее сильное проявление этого чувства всегда совпадало с эпохою более или менее крупных законодательных реформ. Вспомним времена Екатерины II, Александра I и Александра II. Другими словами, упомянутая часть русского общества вступала в наиболее сильный антагонизм с официальною Россиею именно в те моменты нашей истории, когда само государство после временной приостановки было озабочено обновлением русской жизни. Этот исторически выяснившийся факт наводил на мысль, что в самом понимании государственной задачи существует рознь между этою частью общества и правительством и что источник этой розни заключается в отрешенности первой от жизни, в ее стремлении разрешать общественные и государственные вопросы не при помощи исторически сложившихся сил, доказавших на деле свою способность обеспечить культурные успехи России, а помимо этих сил, на основании разных социальных или политических доктрин крайнего характера. Изучение родины, ее прошлого, реальных условий, в которые она поставлена, заменялось изучением разных крайних теорий, возникших на Западе, и русская жизнь измерялась меркою этих теорий, причем она, конечно, оказывалась совершенно неприглядною. Вместе с тем получалось нерасположение окунуться в эту жизнь, жить ее интересами, приложить деятельную руку к устранению практических несовершенств и слагалось убеждение, что делу можно помочь только общими коренными реформами. А когда реформы такого рода совершались, их признавали недостаточными, потому что человеческий ум, отрешаясь от действительности, от совокупности исторически сложившихся условий, всегда склонен создавать теории, в сравнении с которыми даже самая крупная реформа представляется, конечно, недостаточною.