Он был один. В огромном городе, где каждый кирпич, казалось, напоминал о его потере, он был никем. Беглец, сын изменника. Клеймо, которое теперь нес его род, было несмываемым. Если его найдут, его ждет та же участь, что и отца, или еще хуже.
Первые дни слились в мучительный туман. Голод стал его постоянным спутником. Медные монеты, что были у него в кармане, быстро закончились. Он пытался просить милостыню, но его чистая одежда, хоть и помятая, и непривычный вид, сразу выдавали в нем чужака, в этом мире нищеты. Его либо игнорировали, либо прогоняли с руганью, а то и с ударами.
Он видел, как живут другие – бродяги, беспризорники, калеки. Они казались частью самого камня и грязи этих кварталов. Они выживали, хватаясь за любую возможность, обманывая, воруя, сражаясь за каждый кусок. Мир, который он знал, с его правилами приличия, законами и справедливостью, здесь не существовал. Здесь правило только одно: выживает сильнейший и самый хитрый.
В одну из ночей, когда голод стал невыносимым, Линь Цин увидел, как мальчишка немногим младше его, проворно вытащил из кармана зазевавшегося торговца мешочек с монетами и растворился в темноте. Это было отвратительно, но… эффективно. В ту же ночь, дрожа от стыда и страха, Линь Цин украл у уличной продавщицы пару зачерствевших булочек. Вкус был как у песка, но это была еда. Это был первый шаг по пути, который он никогда не мог себе представить. Пути выживания любой ценой.
Он учился прятаться. Днем – в толпе на рынках, где его теряли из виду. Ночью – в темных углах, за мусорными баками, под мостами. Он спал урывками, вздрагивая от каждого шороха, видя во сне горящий дом и лицо Цензора Вана, искаженное нечеловеческой яростью. Эта аура власти и чего-то темного, исходящая от Цензора, была еще одним напоминанием о том, что за падением его семьи стояло нечто большее, чем просто политическая интрига.
Однажды он чуть не попался. Он сидел на краю площади, притворяясь спящим, когда мимо прошел патруль стражников Бюро Внутреннего Надзора – тех самых, что уничтожили его дом. Они шли медленно, их глаза внимательно осматривали лица прохожих. Линь Цин замер, сердце остановилось. Он почувствовал их присутствие, эту холодную, проникающую ауру, которая была слабее, чем у Цензора Вана, но всё равно ощутимой. Некоторые из этих стражников тоже были не просто солдатами. Они были… другими. Связанными с тем миром, о котором намекал отец.
Он зарылся глубже в тень, стараясь дышать ровно. Стражник прошел совсем близко, его взгляд скользнул по Линь Цину, но не задержался. Видимо, его потрепанный вид и грязь на лице делали его неотличимым от сотен других бродяг. Его прежний статус был стерт. В этом мире он был лишь еще одним нищим.
Он видел изнанку Империи. Видел, как чиновники в богатых кварталах проезжают мимо умирающих от голода. Видел, как солдаты бьют стариков за неповиновение. Видел, как богатые купцы обманывают бедняков. Это была не Великая Империя Небесного Дракона из учебников истории, полная гармонии и процветания. Это была Империя, построенная на страхе, неравенстве и жестокости. И он, сын ученого, теперь сам стал частью ее мрачного подбрюшья.
Его горе не ослабевало, но оно начало трансформироваться. К боли добавилась жгучая ненависть. Ненависть к тем, кто отнял у него всё. Ненависть к Цензору Вану и его нечеловеческой ауре. Ненависть к системе, которая могла так легко раздавить невинных.
