– Сознание у нас всегда при себе, – ответил Чеслав. – И форма R‑13‑«а». Заполню быстрее, чем вы успеете сгрызть печать.
– Сгрызть печать – прерогатива инспекции, – уточнил клерк. – Форма имеется?
– У ученика, – Чеслав кивнул на Андрея.
Андрей достал перо, которое казалось самым честным инструментом в радиусе мили, и начал заполнять: товар – «культурный обмен»; происхождение – «не подлежит расшифровке до свидания». Перо чесалось, будто хотело написать правду, но чернила жалели бумагу.
– Подпись кровью? – поднял бровь клерк.
– Диетическая, – улыбнулся Андрей и проколол палец. Капля зашипела, лягла на печать и… расцвела узором лилии на полумесяце.
Искра взвизгнула током.
Клерк побледнел: – Кровь редкой категории. Требуется эскорт в зал алхимической проверки.
– Проверка три дня, – тихо сказал Чеслав. – За три дня товар испортится, а очередь вырастет до предместий. Неприятный прецедент.
– Прецедент – моя смена, – выдохнул клерк. – Ладно. Временный проход с отметкой «нестабильный». Платёж за риск – один серебряный.
Чеслав молча положил монету поверх бумаги. Клерк присыпал печать толчёным воском: узор лилии исчез под слоем серой муки.
– Проходите. Но если покинете город без перерегистрации, вас догонит форма R‑13‑«б». Она кусается.
– Люблю документы с характером, – кивнул Андрей.
За воротами воняло кипящим льняным маслом и криком колесного мастера. Корчма «Ось и Осенняя Депрессия» подавала хлеб с налогом на корку.
– Отдых час, потом к Академии, – сказал Чеслав. – Мне нужно к знакомому переписчику, вытравить лишний герб из бланков.
– Я найду нам столик без клопов. Два стула – по цене одного рассказа.
– Только без драк, – вздохнул наставник. – И без споров с философами‑пиароедами.
Андрей вошёл; на пороге его встретили два студента‑алхимика, спорившие, горит ли душа синем или бирюзой.
– Бирюза дороже краски, значит, бог одобряет, – лекал один.
– Бог одобряет коэффициент сопротивления, – огрызался второй.
– Господа, – вмешался Андрей, – у души пламенный курс валют: сегодня в моде серый налоговый.
Алхимики переглянулись, измеряя шутку штангенциркулем, и отступили. Андрей занял стол у стены.
Официантка принесла квас, который пытался быть пивом, и хлеб, который стеснялся быть мукой. На запястье девушки – свежий шрам: тонкая дуга, будто прикладывали клык.
– Возчики? – тихо спросил Андрей.
Она вздрогнула: – Вы тоже из Заречных? Поползли слухи, что они ищут мальчишку с огнём в венах.
– Слухи – лучшие почтальоны, – вздохнул Андрей.
Девушка оставила кружку с крошечной запиской внутри: «Они уже в городе. Будь тише эха».
Искра в груди щёлкнула, как замок.
Чеслав уселся напротив, бросил на стол смятый пакет.
– Печати вытравлены. Но слухи бегут быстрее кислот. Говорят, к южным воротам въехал вагон с чёрными колёсами.
– Значит, псы сменили конвоиров.
Чеслав кивнул: – До Академии нужно добраться до заката, пока город не закрылся на магический комендантский час.
– Идём через рынок?
– Через катакомбы. Там меньше света, зато больше вопросов «зачем вам факел». Сможешь держать искру на низком газе?
– На уровень «притворяюсь свечкой» – да. На «не горю вообще» – придётся врать.
– Врать бюрократии – проще, чем ворчать над налогом на хлеб.
Они вышли под серое небо. Башни‑свечки, мостовые‑точилки – всё казалось каменным вокалом, который готовился спеть: Документы, пожалуйста.
