Имя на площади Победы - страница 17



По воспоминаниям Георгия Владимировича, дальнейшая жизненная дорога представлялась ему тогда вполне оптимистичной. В автобиографиях, написанных уже на склоне лет, говорится, что он был принят в группу московского архитектора Мержанова и должен был ехать в главную советскую столицу. Мирон Иванович Мержанов, он же Миран Оганесович Мержанянц, тогда был широко известным в стране человеком, проектировавшим и военные академии, и стадийские дачи. Он же создал Золотые звезды Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда. Перед войной работал на строительстве Дворца Советов в Москве, которому предстояло вырасти на месте взорванного храма Христа Спасителя и своей высотой – 420 метров – превзойти только что возведенный небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке. Попасть под опеку такого мастера представлялось большой честью. Кто тогда мог подумать, что в 1943 г. Мержанова арестуют и приговорят к десяти годам лагерей.


Копия диплома, выданная Г. В. Заборскому после войны взамен утерянного оригинала


В некоторых публикациях о жизни Заборского утверждается, что он даже успел два месяца поработать в союзной столице. Весьма перспективного выпускника, в самом деле, могли распределить в распоряжение одной из команд, имеющих отношение к возведению этого громадного здания, тем более, что в конкурсе на проект Дворца участвовал Владимир Георгиевич Гельфрельх – будущий академик архитектуры, Герой Социалистического Труда, лауреат двух Сталинских премий. Он тоже был преподавателем у Георгия Заборского и мог способствовать такому распределению. Однако, скорее всего, до официального оформления на работу дело не дошло. В анкетах, заполненных в разное время и Белгоспроекте, и в Белорусском политехническом институте, и в Белгипросельстрое, о работе в Москве на какой-либо должности нет ни слова. В них говорится, что до весны 1940 г. молодой Заборский был архитектором-художником в Василеостровском районе Ленинграда, а затем уехал в Минск.

В публикациях о Заборском и в его автобиографиях не раз говорилось о том, что его тянуло домой. Сестра в Минске уже вышла замуж и многие месяцы проводила на гастролях со своим театром. Мама оставалась одна. В Ленинграде же возникли трудности с жильем. «Квартирные условия» – так он назвал эти сложности в одной из анкет, правда, не расшифровал, в чем заключалась суть. Скорее всего, дело было в том, что, закончив учебу в академии, он потерял возможность проживать в общежитии. Точку в размышлениях и колебаниях во время случайной встречи поставил И. Г. Лангбард, пояснивший, что учиться профессии архитектора предпочтительнее, конечно же, в больших городах, однако реализовывать себя лучше в провинции, но при этом не опускаться до провинциального уровня. И добавил, что в той же Москве «великих много», а в Минске больше возможностей показать себя, тем паче, что «во все времена имя творческой личности всегда создавала провинция». С одной стороны, с последним утверждением можно поспорить, поскольку, как известно, творческие личности чаще всего тянулись к большим столицам. С другой, Лангбард был хорошо знаком с Минском и понимал, что для архитектора работы там – непочатый край, и от зодчих с дипломом о высшем образовании, да еще полученном в столь авторитетной Академии искусств, там никому в голову не пришло бы отказываться. Поэтому, взвесив все «за» и «против», рассказывал потом Заборский, он решил возвращаться в Минск.