Имя на площади Победы - страница 21
Но 30 июля в жаркой схватке под городом Ярцево – за Смоленском – Георгию Заборскому пуля пробила навылет горло. Уже в мирные годы в День Победы он всегда поднимал бокал за женщину в гимнастерке и кирзовых сапогах, которая его, раненного, вынесла с поля боя. Никогда не называл ее имени. Возможно, и не знал его. Иногда добавлял, что, оттащив от линии огня, она на некоторое время упрятала его за постаментом, на котором стоял бюст Сталина. О том, в каком состоянии он находился в результате того ранения, красноречиво говорят документы. Один из них – справка, полученная из Санкт-Петербургского филиала Центрального архива министерства обороны Российской Федерации за подписью начальника отделения хранения А. Петрачкова. Из нее следует, что «Заборский Георгий Владимирович… получил пулевое проникающее ранение в области шеи, по поводу чего с 3 августа 1941 г. находился на излечении в ЭГ (эвакогоспитале – Я. А.) 2977, Ясная Поляна, Тульская обл… из которого 09 августа 1941 года эвакуирован. Примечание: социально-демографические и другие сведения не указаны». А не были указаны в карточке учета раненных и больных № 64/413, как следует из этой архивной справки, ни год рождения, ни звание поступившего в госпиталь солдата, ни время, с которого солдат находился на фронте. Это, скорее всего, говорит о том, что таких данных не мог пока сообщить сам военнослужащий, поскольку не имел возможности разговаривать. А других источников информации, кроме самого солдата или его товарищей, о бойце, поступившем с позиций, быть и не могло. Красноармейская книжка – предшественница всем известного в наше время военного билета, стала обязательной на фронте только с 7 октября 1941 г.
До этого человек в гимнастерке, каске, находящийся в окопе, боевом дозоре, в походе, на привале, никаким документом, свидетельствующим, что он действительно является красноармейцем такой-то части, такого-то года от роду, такого-то звания, не располагал. О том, что боец с простреленным горлом является Георгием Заборским, врачам сообщили, скорее всего, однополчане, доставившие его в санбат. Или та женщина в гимнастерке. А Заборский какое-то время был не в состоянии не то что говорить, но даже пить и есть. Жил на уколах.
Несколько более подробно об этом говорится в приписке к одной из его автобиографий, сделанной женским почерком. Биография писалась им уже в преклонном возрасте, а приписка, судя по терминологии, повторяет информацию, изложенную в каком-то медицинском документе, но не сохранившемся в домашнем архиве ее владельца. В ней говорится, что Заборский тогда «получил тяжелое сквозное ранение в нижнюю часть шеи. После ранения был без сознания в течение суток. А потом – полная потеря голоса. Впоследствии разговаривал только полушепотом. Боли в левом плече. Движения головы во все стороны ограничены. Предплечье и кисть полусогнуты. Активные движения в левом плече и локтевом суставе ограничены и болезнены». Кроме того, в приписке говорится о втором ранении, которому, судя по всему, из-за тяжести первого, поначалу не было придано достаточно внимания в санбате и в госпитале в Ясной Поляне. Это травма шеи – «глухое ранение большим металлическим осколком в мягких тканях слева от спинного 3–4 шейного позвонка». Результатом этого ранения стал «оскольчатый перелом тела 3-го шейного позвонка и верхней части тела 4-го шейного позвонка со смещением осколков в пределах поражения». Уже рукой Георгия Владимировича добавлено, что «размер осколка 2,5 на 1,5 сантиметра», а также, что осколок «операции не подлежал, так как находится в пучке нервов».