Иностранная литература №02/2011 - страница 30

В пятницу стоянка перед домом постепенно пустеет, здесь, как правило, остается одно до невозможности запыленное, на вид заброшенное “вольво” Томаша. Как-то в воскресное утро она в домашних шлепанцах спустилась во двор, нерешительно открыла эту угловатую машину и села за руль. Почувствовала себя маленькой, потерянной. Она даже не дотягивалась до педалей. Ей казалось просто невероятным, что она может водить это громоздкое авто. Под лобовым стеклом лежал выцветший стояночный билет. Эстер осторожно взяла его: 12 января 16.20. Она положила билет обратно. В дверном ящичке она нашла синие дворники для окон. Время застыло. Она отважилась посмотреть в зеркало заднего обзора. Что страшит ее? Она боится увидеть там его глаза? Ей представилось, что машина – живое создание, с подозрением следящее за каждым ее движением. Медленно открыв бардачок, она обнаружила начатую пачку жвачек “Орбит” и с плачем бросилась назад – в пустую квартиру.

Эстер проезжает Кубинскую площадь и, подчиняясь тихому, едва уловимому указанию Карела, по левой стороне поднимается в гору.

– Как называется эта улица? – спрашивает она. – Я всегда путаю улицы во Вршовице.

– Мурманская.

Стоянка с правой стороны по ходу машины, так что ей не приходится сворачивать влево. Она осторожно встраивается между запаркованными машинами, давая при этом право преимущественного проезда пожилой чете в трауре.

– Позвольте мне одну рюмку?

– Не могу. Вы забыли о ручном тормозе.

Эстер быстро подтягивает к себе рычаг. Оба выходят.

– Послушайте, – говорит Эстер, – мой муж весил центнер, сейчас мне отдадут не более кило – это все, что от него осталось. А вы отказываете мне в одной рюмке? Я считала вас гуманистом.

Карел смущенно смеется. Пожалуй, он уже привыкает к ее острым шуточкам.

– Ну, хорошо. Одну – можно.

– Слава Богу.

На зеленый свет они пересекают Чернокостелецкую улицу и заходят в маленький бар на первом этаже одной из новостроек. Эстер заказывает Jim Beam и минеральную воду. Карел – фернет.

– За что люди пьют здесь? В баре напротив крематория? – спрашивает Эстер официантку.

– За здоровье, – улыбается девушка.

– Я так и предполагала.

На долгое время воцаряется тишина.

– Вы хороший, – наконец говорит Эстер.

Карел молчит.

– Правда, вы хороший.

– Я удивляюсь вам, как вы справляетесь со всем этим, – замечает Карел. – Как вам удается быть веселой…

– Веселая вдова, это какой-то коктейль, что ли? – снова спрашивает Эстер официантку.

Девушка недоуменно пожимает плечами. Эстер поворачивается к Карелу.

– Мне кажется, это коктейль – а может, я спутала с плавленым сыром.

Карел растерян, шутка до него не доходит.

– Вы давно женаты?

– Двадцать семь лет.

– Скажите мне откровенно: это больше дало вам или отняло у вас?

Кто еще может задавать такие вопросы, если не вдовы? – думает Эстер.

– Не знаю.

– Не знаете? Человек должен это знать.

Карел в нерешительности.

– Иной раз мне кажется, – наконец отвечает он, – что мы обокрали друг друга. Что от нас обоих осталась только половина.

– Ну что ж, отлично! – восклицает Эстер. – Ровно так я себя и чувствую! Половинкой!

Нужная канцелярия слева от входа. Эстер инстинктивно отводит взгляд от вечного огня и провожающих у траурного зала. Несколько ступеней вверх и налево. Все оказалось неожиданно просто. К счастью, в канцелярии нет посторонних. Она молча протягивает служащей бумагу. Надо ли что-то добавлять к этому? Пожалуй, служащая понимает всю тяжесть данной минуты: она тактична, говорит тихо, ее движения достойно замедленные. Эстер корит себя, что подчас несправедлива к людям. Почему подсознательно она ожидала встретить