Инсоленс. Пустая из Кадора - страница 18

Всё чисто, сдержанно. И всё моё.

Моё… временно.

Я разворачиваюсь. Капитан Рейн всё ещё стоит на пороге, прямая спина, руки за спиной, подбородок чуть опущен – наблюдает. Не как охранник. Как тот, кто знает, насколько важно сейчас каждое слово.

– Никто не должен знать, откуда ты прибыла, – говорит он. – Ни здесь, в Коллегии, ни за её пределами. Это приказ авриала.

Я не двигаюсь. Не отводя взгляда, медленно киваю. Потому что понимаю: это не просто требование безопасности. Это защита. Или, может, защита, замаскированная под требование.

– Для всех ты – пустая. Прибыла недавно из Кадора. Прошла базовую адаптацию. И получила разрешение на работу с архивом.

Я смотрю на него. Из Кадора?

На секунду мне кажется, что воздух в комнате стал гуще. Как патока – сладкий, но липкий. Я медленно моргаю. Эти слова будто ударили в грудь, точно ладонь, приложенная с неожиданной силой. Новая биография? Уже придумана? Внедрена?

– «Из Кадора» – повторяю про себя и сдержанно усмехаюсь. Словно не я, а героиня какого-то спектакля. Хорошо. Пусть будет так. Если они хотят, чтобы я играла роль – я сыграю

– Удачи, – коротко добавляет капитан и, не дожидаясь ответа, уходит. Дверь закрывается без щелчка. Как будто она не прикрылась, а растворилась, впитала его шаги, его голос, и оставила мне только тишину.

Я остаюсь на месте. Несколько секунд просто стою, вцепившись в книгу, будто она – последнее звено между мной и здравым смыслом. Воздух в комнате чуть дрожит, или это я дрожу? Кожа покрывается мурашками, как от сквозняка, которого нет. Впервые за всё это время я одна.

Делаю шаг вперёд, и пол бесшумно откликается под ногами. Медленно провожу рукой по гладкой поверхности стола, чувствую прохладу материала – будто здесь не касались ничьих рук. Как будто всё здесь ждало только меня.

Книга всё ещё в моей руке. Держу её аккуратно, как что-то священное. Или проклятое – не решила. И только после этого позволяю себе разогнуться. Вдохнуть по-настоящему. Словно до этого дышала в маске – чужой, плотной, со вкусом металла и притворства.

Оборачиваюсь и взгляд падает на зеркало. Подхожу к нему ближе. Медленно. Словно от этого зависит результат. Как будто подойду резко и отражение отступит, скроется, разобьётся. Но оно не исчезает. Оно… я.

Длинные, тёмно-каштановые волосы падают на плечи мягкими волнами, но сбились, спутались. Кожа светлая, с розоватым оттенком, подчёркивает усталость под глазами. Губы – сжаты, будто всё это время я не позволяла себе выдохнуть. Платье, ещё недавно элегантное, кроваво-красное, с открытыми плечами, теперь выдает то, через что я прошла: в нескольких местах ткань порвана, на подоле – следы пыли, а на боку – тёмное пятно, будто от падения.

– Ну что, Волевская, – тихо говорю в отражение. Голос звучит хрипло. – Добро пожаловать в новый сезон собственного сериала. Героиня: ты. Против всех.

Отражение не отвечает. Оно просто смотрит. И, возможно, в нём мелькает тот самый взгляд, с которым Виктор смотрел на меня, склоняясь над досье в полутёмной комнате: «Смотри в суть. Не в реакцию. Не в обёртку. В суть.»

Сейчас – суть в том, что я здесь. Живая. В чужом мире, с поддельной историей. Но со своей головой. И с книгой, которую, чёрт возьми, я переведу.

Медленно открываю первую страницу. И тут же – не по своей воле – проваливаюсь в память.

Перед глазами – отец. Высокий, с тёплым, чуть усталым взглядом и мягкой улыбкой, которую он приберегал только для меня. С тех пор, как ушла мама, он стал всем. Моя стена. Моя опора. Мой дом.