Инсоленс. Пустая из Кадора - страница 33
Элиот чуть сбавляет шаг, отвечает спокойно, но взгляд его уходит куда-то вглубь аллеи, как будто ищет ту, о ком речь.
– Её нет. Убежала по своим делам. Она всегда так – если исчезает, значит, что-то придумала.
– Мойра не участвует в «Войне теней», – лениво перебрасывает Лиан, смахивая с плеча тонкую ветку, – у неё лань. Ты бы видела. Красивая, но… это не про битву, это про… совсем другое. Не все тени рождены, чтобы сражаться.
Я киваю рассеянно, но мысль уже ускользает, зацепившись за странность. Лань? Образ Мойры – живая, дерзкая, с хищной улыбкой – никак не вяжется с образом тихой лани. Лань – это осторожность, лёгкость, миролюбие. А Мойра… Мойра – как лезвие, которое прячут в сапоге. Весёлое, но острое.
Я чуть качаю головой, прогоняя слишком глубокие мысли. Надо бы привыкнуть: в этом мире образы редко совпадают с ожиданиями.
Мы двигаемся дальше по садовой тропе – вокруг всё тише, привычные голоса растворяются в зелёной гуще. Юджин, не унимаясь, продолжает свой ликбез:
– Главное в ксарее – пить быстро, но не жадно. Иначе вкус резкий, а если медленно – сразу ударит в голову. Учись, Анна, на чужих ошибках.
– Может, хватит уже, размахивать ксарейным мечом знаний? – Лиан скользит мимо, и в её голосе легкая ленца, – или ты и вправду думаешь, что без твоих лекций мы тут не выж…
Щелчок.
Резкий. Сухой. Как удар костяшек по камню.
Слово обрывается на полуслове, повисает в воздухе вместе с лёгким эхом. Мы замираем – как по команде, как будто в телах срабатывает один и тот же механизм: стоп.
Слева от нашей тропы начинается узкая лесная тропинка, уводящая в чащу. Именно оттуда доносится ещё один треск – будто кто-то ломает сухую ветку. И следом – рык. Скользящий, с хрипотцой, похожий на шорох бумаги, которую рвут в темноте. Внутри всё замирает.
– Тсс, – шепчет Элиот. Он уже остановился, поднял руку ладонью вперёд. В его жесте столько собранности, что даже Юджин замолкает.
В следующую секунду из кустов выбегают звери.
Один. Второй. Пятый.
Твари из шёпота, из чужих воспоминаний, из той части мира, где логика заканчивается, а инстинкты начинают орать в уши. Их шерсть – темнее самой ночи, но с проблесками внутри, словно маленькие молнии запутались в волосках. Движения – плавные, точные, волчьи.
– Лайры! Анна к стене! Быстро! – кричит Элиот.
– Но…
– Держись стены и не выходи, что бы ни случилось, – бросает он без тени улыбки, и уже одновременно с этим перед ним проступает голубая дуга барьера. Искра плотная, напряжённая, воздух гудит, будто где-то за спиной запустили турбину. В другой руке у Элиота – меч, рукоять чуть светится, пальцы крепко обхватывают сталь.
Юджин выпрямляется, становится чуть выше, в его движениях исчезает вся расслабленность, осталась только энергия схватки, азарт, который в нём, наверное, врождённый.
– Лиан, правый фланг, выдру вперёд! – коротко, хрипло бросает он. – Я держу центр. Не давайте окружить!
Лиан взмахом руки призывает выдру – та выскальзывает, как искра, молнией мечется между лайрами, отвлекая их, сбивая траектории. Потом она ловко перехватывает два коротких кинжала, держится чуть позади, глаза янтарные, острые, как лезвия.
Первый лайр бросается на Элиота – тот встречает его мечом, Искра выстреливает по лезвию, разрезая тьму, барьер вспыхивает, не даёт зверю пройти.
Второй лайр уходит влево, пытается зайти сбоку, но Лиан уже там – клинки в обеих руках блестят, она ловит движение, короткий выпад, режет по лапе. Её выдра кидается под брюхо зверя, отчаянно сверкая и выворачиваясь, лайр сбивается, отпрыгивает, рвёт землю когтями.