Шамсиев слушал его преисполненный внимания, демонстрируя всем своим видом, что разговор на затронутую тему крайне ему интересен.
– Хорошо, – сказал он. – Ну, а если актеру, например, приходится играть роль героя, во всем похожего на него, повторять некогда уже совершенные им самим поступки и действия, как ему быть в этом случае?
– Что вы конкретно имеете в виду? – спросил Борин, беспомощно улыбаясь и как бы не понимая его вопроса.
– Да все! – пояснил Шамсиев. – Безответную любовь, измену, ревность, убийство на этой почве. Еще Михаил Юрьевич Лермонтов писал, если помните:
Гордость, верь ты мне, прекрасной
забывается порой,
Но измена девы страстной —
нож для сердца вековой…
Улыбка медленно сошла с бескровных губ режиссера, глаза насторожились, хотя внешне он продолжал оставаться спокоен и невозмутим.
– Об этих вещах… об этих вещах… – повторил он, чуть опустив веки, – актер просто забывает, как забывает свое личное всякий, кому приходится жить какое-то время чужой жизнью… – Он помолчал немного и, не поднимая век, проговорил тяжело и вымученно: – Вы неплохо осведомлены о театральном искусстве это видно. Но бьюсь об заклад, не оно является целью вашего визита. Так скажите же, что привело вас ко мне?
– Хорошо, – сразу выпрямился Шамсиев, готовый перейти ту границу, которая отделяет обыкновенную беседу от официального допроса. – Скажу откровенно. Мне поручено расследовать дело об убийстве Аристовой Людмилы, племянницы первого секретаря горкома. Она была убита месяц тому назад, слышали, наверное?
– Рассказывали… – сухо ответил Борин, неподвижно сидя в кресле. Лицо его казалось каким-то каменным, бесстрастным, и Шамсиев подумал невольно: если Борин имеет причастность к этому преступлению и сохраняет такое самообладание, его выдержке и воле можно позавидовать.
И тут же другая мысль: а если это искусная игра опытного актера?
Он вынул из сумки чистый бланк протокола допроса.
– Кстати, Илья Ефимович, вы не были знакомы с этой женщиной?
– С кем? С убитой? Что вы! С Прокопием Ивановичем мы иногда встречались, разговаривали, но с его племянницей… Ведь, говорят, она остановилась в нашем городе проездом…
– Да, да… – задумчиво произнес Шамсиев, взяв ручку и склонившись над протоколом. – Действительно, мало кто ее в этом городе… И вот что, Илья Ефимович. Дальше я буду задавать вопросы официально, а ваши ответы фиксировать вот здесь. – Он показал на протокол. – Таков уж порядок, извините. Но если вы плохо себя чувствуете…
– Ничего, делайте спокойно свое дело! Я готов, – кивнул Борин, уставившись с безразличным видом на находившуюся над столиком полку с книгами.
Занося в протокол сведения о личности допрашиваемого и задавая уточняющие вопросы, Шамсиев с интересом отметил для себя, что раньше Борин работал в Пермском областном драмтеатре, был там ведущим актером, позднее режиссером, там же впервые обрел известность и славу, а в этот город переехал десять лет назад и с тех пор жил здесь неотлучно…
– Меня интересует вот что, Илья Ефимович, – начал он, закончив со всеми процессуальными формальностями. – У меня есть информация, что месяц назад на вас было совершено нападение. С целью ограбления, кажется. Как все это произошло?
Борин лишь недоумевающе поджал губы.
– Простите, но разве это может иметь какое-то отношение к убийству племянницы секретаря горкома?
– Видите ли… – чуть помедлил Шамсиев. – Произошло это как раз в день убийства Аристовой, в том же районе города. Напрашивается вопрос, не совершали ли нападение на вас и нападение на эту женщину одни и те же лица…
