– Почему? – прошептал Дэн.
– Потому что ты – призрак, – ответил ворон. – Тень прошлого. Эхо упущенных возможностей. Ты больше не принадлежишь этому миру.
– Но… что я могу сделать? – спросил Дэн, чувствуя, как надежда медленно угасает.
Ворон молчал. Он рассматривает Дэна, как бабочку, приколотую булавкой к доске.
– Ты можешь… попытаться искупить свою вину, – наконец произнес он.
– Искупить вину? Как?
– Помоги тем, кто еще жив, – ответил ворон. – Предотврати то, что произошло с тобой. Спаси тех, кто стоит на краю.
– Но я призрак! – воскликнул Дэн. – Меня никто не видит!
– Тебя видят, – возразил ворон. – Тебя видят те, кто умеет видеть. Те, кто чувствует то, чего не чувствуют другие. Твои проводники. Они помогут тебе.
– Но… почему я? – спросил Дэн. – Почему я должен это делать?
Ворон взмахнул крыльями, и его огромная тень накрыла Дэна.
– Потому что ты – один из них, – проскрипел он. –Ты уже знаешь, что такое стоять на краю. Знаешь, что значит потерять. Все. Знаешь, что боль никуда не уходит, она становится только сильнее. И будет с тобой. Всегда.
Он посмотрел Дэну прямо в глаза.
– У тебя есть шанс исправить свою ошибку. – каркнул, – Не упусти его.
С этими словами он лязгая расправил огромные крылья, тяжело поднялся в воздух и растворился в серой мгле. Дэн остался один на крыше. Он чувствовал себя потерянным и несчастным. Но в глубине души очень хотел, чтобы ворон оказался прав. Тогда у него действительно есть шанс. Искупить свою вину. Спасти кого-то. Найти покой.
Дело было за малым, найти проводников. Всего-то. Внизу, в одном из окон многоэтажки, вспыхнул свет. Дэн вздрогнул, словно его ударило током. Это было окно его квартиры. Там, где он… жил. Раньше.
Он смотрит. Сквозь мокрое стекло виден был только силуэт матери. Евгения. Его Женька. Так он ее называл, когда хотел поддразнить. Она смеясь сказала, что Женька – это какая-то девушка на выданье, а она, вообще-то, Евгения Александровна Береговая, интеллигентка в третьем поколении, серьезный специалист и мать оболтуса. И тут же обняла его, целуя в макушку.
Сейчас она стояла у окна, обхватив себя руками. Дэн видел, как она что-то делает на подоконнике. Сначала он не мог понять, что именно. А потом увидел. Свеча. Она зажигала свечу и поставила ее на окно. Сердце – или то, что от него осталось – сжалось от боли. Он знал, что это значит. Их традиция. Когда ему становилось страшно, не мог уснуть или за окном гремела гроза, она зажигала свечу и ставила на окно. «Чтобы тебя не нашла тьма, – шептала она. – Чтобы ты знал, что я рядом».
Дэн закрыл глаза. Воспоминания. Они нахлынули на него, и сразу камень в груди заворочался, задавил, заболел. Но он все равно не мог остановиться. Только когда становилось уже невыносимо больно, прижимал руку к груди и кренился на бок, к холодной крыше. Как будто она могла принести облегчение. Спасти его.
Вот он маленький, лет пяти, сидит у Женьки на коленях, она читает ему сказку про рыцаря и злого дракона. Ему страшно. Он боится дракона, прячется у нее под мышкой. А она смеется и говорит, что дракон – это метафора, что бояться нужно не драконов, а собственной трусости.
Вот он уже подросток, лет тринадцати, слушает в наушниках Nirvana, а она делает вид, что не слышит, хотя наверняка ей режет слух эта какофония. Потом она подходит к нему, снимает наушники и говорит: «Знаешь, Данилка, а я в твоем возрасте слушала Led Zeppelin. Тоже ничего ребята». И они вместе смеются.
