Три года продолжались беседы в гостеприимном доме моего профессора за чаем с печеньем, умные разговоры на семинаре у Баскакова, заместителя председателя Госкино, поражавшего эрудицией. Три года я не вылезал из просмотровых залов, где на всех этажах показывали мировую классику, сидел часами в библиотеке над редкими книгами и статьями, ночами записывал на желтые карточки все, что мог, об увиденных фильмах. Сколько же предстояло пересмотреть и переварить, сидя в темных залах ВГИКа, пока что-то сдвинулось, и я уже нутром осознал, каким потрясением может быть настоящее кино.
Сначала мог записать только сюжет, ибо не было ни собственных мыслей, ни слов, чтобы их выразить. Постепенно находились слова, появлялось свое отношение к персонажам и их поступкам. Позже с годами появятся слова для диалога с автором, имеющем что-то сказать мне. И это уже будет, наконец, моя настоящая жизнь…
Мое комсомольское прошлое, как и моя семейная жизнь мешали нормально вписаться в творческую среду даже когда я был уже почти готов. Ну, во-первых, комсомол в этом институте роли никакой не играл. Нельзя сказать, чтобы здесь не было вовсе общественной жизни. Но она была другая – споры в курилке, в общежитии, в стоячке у ВДНХ за кружкой пива. Они затихали до полной немоты на комсомольском собрании или с чужими вроде меня.
Во-вторых, мой брак, кстати, столь же неожиданный, как и поступление во ВГИК, вызывал у общественности, которая знала все обо всех, уж совсем нездоровый интерес.
– Как здоровье тестя,? Что нового сочиняет? Как жена, здорова? А детки скоро? – спрашивали меня по утрам участливые сотрудники кафедры.
Как-то во-время обязательной осенней ангины, когда я валялся в постели с перевязанным горлом, раздался неожиданный звонок в дверь. На пороге стоял Саша Стефанович, вгиковский сердцеед, высокий блондин с режиссерского с кукольно красивой балериной и актрисой Наташей Богуновой. С чего бы это?
– Вот, пришли навестить больного товарища. – И торт уже вручен хозяйке.
Я эту пару вообще-то до сих пор видел издалека, на просмотрах или в буфете. Оказывается, мы товарищи! С гордостью смотрю на свою супругу. Мол, знай наших.
Через минуту красавец уже сидел на краю кровати, рассказывал смешные анекдоты, оживленно вел светскую беседу. Я бы так не сумел. И мы теперь будем дружить? Но нас в гости не пригласили, да и визит продолжения не имел. Чем-то мы его разочаровали. А может быть потому что Стефанович вскоре сосредоточится на набиравшей популярность новой диве нашей эстрады – Алле Пугачевой, и певица станет его законной женой. И снимет он с ней тот самый фильм – «Женщина, которая поет».
Мы больше с ним никогда не пересечемся по жизни. Но привкус чужой незаслуженной мной известности будет сопровождать меня долгие годы. Впервые почувствовал его я именно в тот сумеречный осенний день…
Однажды подойдет ко мне Олег Видов – уже князь Гвидон, принц Хабгард, Всадник без головы – и пригласит на свою на свадьбу:
– Приходи с женой в ресторан «Пекин». Зал спецобслуживания на третьем этаже, на лифте. Подарками не заморачивайся. Не до них будет.
Мы пришли. Как обычно, опоздали. Лифт неожиданно открылся прямо на длинный стол, полный узнаваемых лиц. Народный артист Матвеев остановился на полуслове и недовольно ждал, пока мы усядемся среди лиц, знакомых по портретам. Затем он продолжил длинный текст из «Дяди Вани». Справа от меня оказалась полноватая женщина средних лет, привыкшая быть в центре внимания. Кто-то почтительно прошептал на ухо: Галина Леонидовна. Брежнева.
