– Маня, ну-ка слазь в погреб, москвичи как никак пришли. Разговор будет.
И Маня мечет на стол и сизоватый самогон, и черный кирпич жирной, надолго застревающей в зубах паюсной икры, и тяжелые степные помидоры со сладким томительным запахом, и зеленый сочно хрустящий лук, и каравай душистого хлеба, и сало розовое, прикопченное. И уже оказывается, что не мы спрашиваем, а нас пытают: как там в Москве, как Мордюкова, с кем она живет и будет ли война с Америкой.
– А, давайте-ка в субботу с нами на рыбалку! Семен тут в затон собирается, не хотите?
Мы, конечно, хотим. Рыбалка здесь – дело серьезное. Раннее прохладное утро, резиновые сапоги, брезентовая куртка, утки в камышах и тишина розовеющего восхода, которую грех нарушать разговорами. Кажется, начинаем что-то понимать и без слов.
Спасибо Льву Оникову, куратору из отдела пропаганды ЦК и его завотделом Смирнову, мы зовем его Лукич, за то что ЦК дал добро на резкое увеличение объема местных тем в городских СМИ в порядке эксперимента. Им интересно, а что будет? Даже выделены средства на приобретение телевизионного оборудования.
И тут же появились, как из-под земли, телепрограммы: дискуссионный клуб, молодежный театр, хроника местных культурных событий, интервью на улицах, вопросы и ответы председателя горисполкома… И пошли письма. Письма, письма! В магазинах возрос спрос на телевизоры. Но и так было видно: жизнь города обрисовалась на экране как популярная тема.
То же и в газете, открывшей свои страницы городским материалам. Почта ее выросла втрое. Вдруг потекли, как по команде, крыши, в квартирах рассохлись окна и двери, то и дело лопался водопровод, людям стали мешать свалки мусора во дворах и на пустырях. Читатели указывали улицы, где отсутствует освещение, районы, где не ходят автобусы. Появились письма о неблагополучных детях, об инвалидах. Люди стали писать о себе, о своих заботах, даже о любви. В очередях стоять стало интересней: появилось, о чем поговорить.
Мы ликовали: жизнь города, можно сказать, на наших глазах становилась предметом обсуждения, соучастие объединила жителей. Произошло то, что не удалось в Каратау – люди почувствовали себя общностью. Влиять на принятие стратегических решений никто не приглашал, но обыватель выполз из раковины. Вспомнили о малой родине. А в Каратау, кстати, даже и городской газеты не было. Не говоря уже о телевидении…
Далеко за полночь, потягивая дешевое винцо, вспоминаем дневные впечатления, содержание разговоров, местные шутки, речевые обороты и меткие замечания. За время жизни в Таганроге город пророс в нашем сознании, пустил корни и заветвился. А эксперимент со СМИ показал, где скрыты настоящие резервы общественной активности. Если она кому-то нужна…
– Представляю, что будет, если стратегию развития города будут определять сами жители… – Это говорится расслабленно, мечтательно, после третьего тоста за будущее города.
– Есть по крайней мере три варианта: развивать здесь всесоюзный курорт, строить крупный морской порт или оставить как есть – степную вольную жизнь с огородами, рыбой, садами, почти натуральным хозяйством, такая автономная область Таганрог…
Один из выводов по итогам исследования: гражданская активность жителей города находится в прямой зависимости от их участия в решении городских вопросов.
И вот результат: семь докторов наук кафедры идеологической работы раздраженно вымарывали страницу за страницей нашего вдохновенного отчета. Зарвавшихся социологов учили уму-разуму на заседании кафедры идеологической работы:
