– Зато дешево. И притом, вы сами говорили, много солнца.
– И тараканов.
– Еще одним воспоминанием о родине больше.
– А другое какое же? Впрочем, я заболталась с вами. Мне ведь давно пора, я и так уже опоздала.
Она хотела, по-видимому, подать руку, но раздумала и, приветливо кивнув мне, быстро пошла в противоположную от меня сторону.
– Странная какая! – вслух проговорил я и пошел куда глаза глядят, любуясь и голубой полосой неба наверху и красивой оригинальностью этого города.
В Милане, куда я вернулся, был какой-то народный праздник. На другой день в Dal-Verme, первом после «Скалы» театре, в последний раз пела Миньону Ферни-Джермано. На третий и на четвертый ничего не случилось, но я как-то позабыл о своем обещании, на пятый не вспомнил о нем, а на шестой меня потянуло к морю, в Геную. Расстояния тут короткие. Четыре с половиной часа, и после жаркого, душного Милана, перевалив Апеннины, вы дышите нежной и оживляющей brezza – ветерком с моря, ласковым как прикосновение локона любимой женщины, тихим, как ее сонный лепет, в котором вы скорее сердцем, чем ухом, отгадываете свое имя.
Дивно хороша была морская даль, сливавшаяся с небом, так что смутные силуэты каких-то судов казались совсем воздушными, скользящими по лазури небесной, точно они вышли из тех облаков, медленно и лениво таявших посреди напоенного солнечным светом простора. А тут на помощь морю и небу пришла южная песня, родившаяся свободной волной и, как вал в берега, бьющаяся в ваше сердце с какой-то неразгаданной, но гармоничной мольбой… С южной песней улыбнулась южная красота… До Монцы ли с ее отшельницей было!..
Только через месяц я вернулся в Милан. В первый же день мне понадобилось быть зачем-то в знаменитой галерее Виктора-Эммануила. Я пошел туда и только что уселся пить кофе около знаменитого ресторана Biffi, как увидел мою монцскую знакомую выходящую с пачкой нот в руках из знаменитого музыкального магазина Джулио Реккорди. Кровь так и прилила мне к щекам. Стыдно было. Вспомнил я и неисполненное обещание, и ту мольбу, какая слышалась в ее голосе, когда она просила у меня русских газет и книг. В первый момент я хотел было уйти внутрь ресторана Биффи, да надо было сначала расплатиться с «cammeriere», а его здесь скоро не дозовешься. Между тем Анна Васильевна, как она назвала себя в первый раз, шла прямо по направлению ко мне.
Оставалось одно – самому ей двинуться навстречу… Я так и сделал.
Когда она увидела меня и вспыхнула, я по выражению ее глаз догадался, что эта встреча ей совсем неприятна! Еще бы! Она даже опустила их и хотела пройти мимо, но тут я сам заговорил:
– Анна Васильевна! Не знаю, как и прощения у вас просить…
– Вы о чем это? Здравствуйте.
По своему обыкновению она не подала руки.
– Как, вы о чем? Я вам наобещал и книг, и журналов… И все это забылось разом.
– Я уже привыкла к этому. На русскую аккуратность полагаться все равно… все равно, что на ветер.
– Слава Богу!
– Что вы это?
– Вы браниться начинаете, следовательно, не так сердитесь. А я! Я, ей Богу, только сейчас вспомнил о своем обещании, как вас увидел. Вовсе не до того было.
– Дела?
– Да.
– Ну разумеется. У нас всегда дела.
– Меня даже не было в Милане это время. Я ездил на Ривьеру.
– Что, хорошо там?
– Да! Море…
– Ах, как бы я хотела к морю! – страстно вырвалось у нее.
– Что же вам мешает? Сели, четыре часа – и вы там.
– Да, но меня доктора не пускают. Да притом!.. – И она не закончила.
