– Хочу увидеть материалы экспедиции, – сказал он твердо. – Фотографии, записи, отчеты. Все, что осталось. Может быть, это поможет восстановить память.
– Миша, не стоит себя мучить…
– Мне нужно знать, что произошло. – Михаил попытался приподняться, преодолевая слабость. – Я должен понять, как это случилось. Они доверились мне, а я… я подвел их.
Ковалев долго смотрел на него, и в его глазах боролись разные чувства. Наконец он кивнул.
– Хорошо. Но сначала ты должен восстановиться. Врачи говорят, что тебе потребуется реабилитация, физиотерапия. А потом… потом мы поговорим обо всем. Я покажу тебе все материалы, которые удалось сохранить.
– Удалось сохранить? – Михаил насторожился. – А что не удалось?
– Многое пропало в тот день. Полевые дневники, часть фотографий, образцы. Норвежская полиция провела расследование, но… – Ковалев пожал плечами. – Они признали это несчастным случаем и закрыли дело.
После ухода Ковалева Михаил долго лежал в темноте, слушая ночные звуки больницы: приглушенные голоса дежурного персонала, скрип каталок, стук капель за окном. За стеклом мигали огни Москвы, и где-то там, в этом огромном городе, шла обычная жизнь. Люди работали, любили, строили планы на будущее. А он лежал в больничной постели, как человек, выброшенный из потока времени.
Хельга. Он закрыл глаза и попытался вспомнить ее лицо, но видел только размытые очертания. Зато отчетливо чувствовал боль в груди – физическую, острую, словно кто-то вонзил в сердце нож и медленно поворачивал лезвие.
Медсестра принесла ужин – больничную еду без вкуса и запаха, но есть все равно не хотелось. Михаил попросил принести ему блокнот и ручку. Может быть, если записать все, что он помнит, фрагменты сложатся в целую картину.
"15 апреля", – писал он дрожащей рукой. – "Очнулся после шестимесячной комы. Последнее воспоминание – октябрь, подготовка к экспедиции в Норвегию. Цель: изучение синкретизма христианства и языческих культов в церквях Финнмарка".
Он остановился, глядя на строчки. Что-то в этой сухой формулировке казалось неправильным. Не ложным – но неполным, словно за официальными словами пряталось что-то важное, что он никак не мог уловить.
"Участники экспедиции: Анна Белова (археолог), Томас Вейн (антрополог, США), Эрик Ларсен (историк религий, Норвегия), Хельга Андерсен (рунолог, Норвегия). Все погибли от отравления грибами. Я выжил, но потерял память".
Он был знаком с ними много лет. С Беловой они были дружны еще со студенческих времен, она специализировалась на средневековой архитектуре. Томас Вейн – американский антрополог из Йеля, с которым он переписывался несколько лет. Доктор Эрик Ларсен из Университета Осло, историк религий. И…
Хельга Андерсен. Он написал ее имя еще раз, медленно выводя каждую букву. Почему при мысли о ней в груди вспыхивала такая боль? Что было между ними? И почему, пытаясь вспомнить ее, он видел не солнечные волосы и серые глаза, а что-то совсем другое – темноту, мерцание свечей, страх?
Михаил отложил ручку и закрыл глаза. В голове билась одна-единственная мысль: "Нужно вспомнить правду."
Он еще не знал, что правда окажется страшнее самых жутких кошмаров.
За окном шел апрельский дождь, и его монотонный стук сливался с ритмом капельницы. Михаил провалился в беспокойный сон, полный обрывков образов: заснеженные горы, древние камни, покрытые рунами, лица людей, которых он не мог разглядеть. И сквозь все это – голос, зовущий его по имени. Женский голос, полный отчаяния и боли.
