Улики против забвения
Михаил проснулся от звука шагов в коридоре больницы. Тяжелые, размеренные шаги, которые останавливались у каждой палаты, словно кто-то проверял номера. Он повернул голову к окну – за стеклом моросил мелкий дождь, превращающий апрельскую Москву в серую акварель.
Шаги остановились у его двери.
Стук был коротким, официальным. Не так стучат врачи или медсестры – у них стук более мягкий, заботливый. Этот звучал как предупреждение.
– Войдите, – сказал Михаил, садясь на кровати.
Дверь открылась, и в палату вошли двое мужчин в темных костюмах. Первый – высокий блондин, на вид около сорока. Его прямая осанка и уверенная походка сразу выдавали в нём человека из силовых структур. Второй – помладше, коренастый, с записной книжкой в руках.
– Михаил Петрович Гросс? – спросил блондин, показывая удостоверение. – Инспектор Ларс Эриксен, полиция Тромсё. А это мой коллега, констебль Хансен. Мы приехали задать вам несколько вопросов.
Сердце Михаила пропустило удар. Полиция. Из Норвегии. Он смутно помнил, что кто-то говорил о необходимости дать показания, но думал, что это формальность. По тону Эриксена было ясно – это не формальность.
– Конечно, – ответил он, горло пересохло. – Хотя я уже говорил доктору Волкову, что почти ничего не помню о последних днях экспедиции.
Эриксен придвинул стул и сел напротив кровати. Констебль остался стоять у двери – классическая полицейская тактика, отрезающая пути к отступлению.
– Мы понимаем, что у вас амнезия, – сказал Эриксен, открывая планшет с документами. – Но нам нужно обсудить некоторые… обстоятельства.
– Какие обстоятельства?
Инспектор достал несколько фотографий и разложил их на прикроватном столике. Михаил узнал лица своих друзей, но это были не те веселые снимки из семейных альбомов, которые показывал ему Ковалев. Это были фотографии с места происшествия.
Анна лежала в лесу между соснами, глаза закрыты, лицо восковое. Томас – у какого-то озера, одежда мокрая. Эрик – в церкви, неестественно вывернутая шея. И Хельга…
Михаил отвернулся, чувствуя, как желудок сжимается.
– Зачем вы мне это показываете?
– Потому что вы были найдены в том же подземелье, что и мисс Андерсен, – ответил Эриксен спокойно. – В состоянии глубокой комы, с ее кровью на одежде.
– Я… что? – Михаил резко повернулся к инспектору. – Какая кровь?
– Ваша куртка, рубашка, руки. Везде следы крови Хельги Андерсен. – Эриксен говорил ровным тоном, но глаза внимательно изучали реакцию Михаила. – А также частицы кожи под вашими ногтями, принадлежащие всем четырем жертвам.
Мир качнулся. Михаил схватился за край кровати, чувствуя, как реальность расползается по швам.
– Это невозможно. Я не… я никого не…
– Кроме того, – продолжал Эриксен, словно не слыша его возражений, – ваши отпечатки пальцев найдены на личных вещах всех погибших. И что особенно интересно – вы единственный, кто остался жив.
Констебль Хансен впервые заговорил:
– В криминалистике это называется "синдром последнего выжившего". Часто встречается в делах о множественных убийствах.
Михаил смотрел на них, не в силах поверить в происходящее. Еще вчера он думал, что жертва трагического несчастного случая. А теперь его обвиняют в…
– Вы считаете меня убийцей? – голос сорвался на последнем слове.
– Мы рассматриваем все возможные версии, – ответил Эриксен дипломатично. – Но факты говорят сами за себя. Четыре человека мертвы, а пятый найден в коме рядом с последней жертвой, покрытый ее кровью.
