Табита вдруг отчетливо, словно это происходило вчера, вспомнила, как они стояли вместе в очереди в городской бассейн. Им было тогда лет по двенадцать. Почему они оказались там вдвоем, ведь в школе вроде бы совсем не дружили? Но Табита прекрасно помнила дневную жару и то, что Шона надела тогда джемпер с короткими рукавами, который подчеркивал ее начавшую округляться грудь. «Есть два типа кожи, – сказала Шона серьезным тоном. – Сухая и жирная. У тебя какая?» Табита задумчиво подперла щеку: «Я не знаю». «У меня жирная, – заявила Шона. – Это значит, что будет много прыщей, зато, когда состарюсь, будет меньше морщин». Она наклонилась и заглянула Табите в лицо: «Сухая».
Теперь, спустя восемнадцать лет, Табита смотрела в лицо Шоны – кожа ее была гладкой и блестящей.
– Табита?
– О, прости. Что ты сказала?
– Извини, что я прошу деньги.
– Да ладно, чего уж.
– А я все боялась опоздать к тебе. Думала, что доберусь быстрее – тут всего сорок миль, но дороги узкие, а передо мной почти все время тащился грузовик.
– Я тебе очень признательна, – ответила Табита, чувствуя, как в ней растет знакомое чувство нетерпения.
– Я записала пару телефонных номеров, – сказала Шона, доставая из кармана еще одну бумажку. – Энди и Терри. Я не знала, кто тебе больше нужен. И кроме того, есть телефон викария.
– Викария?
– Ну, я подумала, что вдруг тебе понадобится?
– Верно.
Они посмотрели друг другу в глаза.
– Как дела? – спросила, наконец, Шона. – То есть как ты? Должно быть… ну, я хочу сказать, что просто не могла в это поверить.
Шона осеклась. Глаза ее наполнились слезами. Табита с ужасом подумала, что она сейчас наклонится к ней и заключит в свои душистые объятия.
– Я тоже, – сказала Табита и отодвинулась, чтобы Шона не смогла дотянуться до нее.
– Здесь, наверное, плохо?
– Да уж не курорт.
Говорить на эту тему ей не хотелось. Табита глубоко вздохнула.
– У нас в деревне понимают, что я не виновата? Что это просто ошибка!
– Я понимаю.
– А остальные?
– Ну ты же знаешь, какие они все…
– А какие? Я ведь переехала совсем недавно.
– Люди любят сплетни. Всякая мелочь является поводом для обсуждения. А это – ну, такого в Окхэме отродясь не случалось! Бог ты мой, да еще в такой день, ты даже себе не представляешь!
– Ты что, была тогда там?
– Не помнишь, что ли? – вскинула брови Шона. – Мне нужно было на работу, а тут это дурацкое дерево. Дорога перекрыта, а у меня две мамаши рожать должны! (Шона работала акушеркой.) Как бы то ни было, об этом все только и говорят.
– А что именно говорят-то?
Гладкую кожу на лице Шоны покрыл румянец. Она наклонилась над столом, словно хотела накрыть руку подруги своей, но передумала.
– Не думай об этом.
– Что, совсем паршиво?
– Да нет. Но говорят, что ты всегда была врагом самой себе. И ты несколько… подставляешь остальных жителей деревни.
– Что я…
– Просто не буди лихо, пока оно тихо. Но я всегда за тебя, – перебила Шона. – Скажи мне, что нужно сделать, и я все исполню.
– Объясни всем, что произошла ошибка. И я скоро выйду отсюда.
Шона кивнула.
– Потому что это полный бред, – не унималась Табита. – Зачем мне было убивать Стюарта? Ни единой причины! И следствие обязательно это поймет!
– Конечно. Конечно, поймет.
– У меня вроде неплохой адвокат.
– Прекрасно! – обрадовалась Шона.
– Это да…
Повисла тишина. Женщина, что неподалеку беседовала с мужчиной, вдруг всхлипнула и наклонилась к нему. Она о чем-то его молила, но слов Табита разобрать не могла. Мужик сидел напротив нее с отстраненным видом.
