– Энди очень расстроен, – после паузы произнесла Шона. – Он единственный в Окхэме, кто не любит всех этих разговоров, хотя именно он… ну ты знаешь?
– Да, знаю.
– У вас же с ним ведь что-то было, – сказала Шона.
– Да он просто работает у меня в доме, – отработанно парировала Табита.
– Да?
– Да.
– Вот уж не знаю, если у них… ну ты понимаешь…
– Нет, не понимаю.
– Что у них было, как у мужчин…
– Ох ты ж…
Шона немного помолчала, но Табита так и не произнесла ни слова.
– А обо мне он ничего не говорил?
– Да вроде нет, – осторожно ответила Табита. – Он вообще малоразговорчив.
– В тихом омуте… – кивнула Шона. – Если он приедет сюда, можешь сказать ему, что я рассталась с Полом, а?
Табита недоверчиво усмехнулась: ее обвиняли в убийстве, она сидела в тюрьме, а Шона из нее сваху делает.
– Ну, мне пора, – встала Шона. – У меня еще сегодня дежурство, а там несколько мамаш на сносях. Но если надо, я приеду к тебе еще. Не скучай тут.
– Я скоро вернусь домой, – криво улыбнувшись, пообещала Табита.
Табита пристроилась за маленьким столиком, что стоял в камере. Было настолько тесно, что ее спина почти упиралась в койку. Табита открыла блокнот. Когда же она последний раз писала письмо на бумаге, запечатывала конверт и отправляла его почтой? Наверное, деду и бабушке, с благодарностью за подарок, который, кстати, ей совсем не понравился. Мать сказала ей, что письмо непременно должно быть на бумаге – электронная почта в таких случаях не считается.
И вот теперь, когда и мать, и отец, и оба дедушки с бабушками – все лежат в могиле, ей понадобилось писать письмо.
Последние два года Табита работала редактором в лондонском издательстве. Такая работа была для нее в самый раз: на дому, да и времени на выполнение сколько угодно, пока дедлайн не наступит, конечно. Но вот в тюрьме уже не поработаешь…
«14 января
АО 3573
Дорогая Кэти!
Я пишу вам из тюрьмы, хотя, возможно, вы уже слышали, что со мной случилось. Это ужасная ошибка. В детали я вдаваться не буду. Уверена, что все скоро разрешится, но в данный момент я не могу выполнять ваши задания.
К слову, вы пока что не заплатили мне за Гринвуд и за сборник по психологии. Я понимаю, что с оплатой всегда происходят задержки, и это нормально. Но дело в том, что сейчас мне очень нужны деньги, как вы понимаете. Хорошо, если вы произведете оплату банковским переводом, так как я сомневаюсь, что смогу оплачивать чеки из тюрьмы.
Вы можете писать мне на этот адрес, а я сразу сообщу вам, как только по моему делу будет принято решение.
Всего наилучшего,
Табита».
Она перечитала написанное. Слишком много информации и одновременно ничего толком не сказано. Да и тон какой-то жалостливый. Как-то неудобно жаловаться на задержку гонорара, когда сидишь в тюрьме по подозрению в убийстве.
Второе письмо заставило ее подумать.
«14 января
АО 3573
Дорогой Майкл!..»
Написав это, Табита вперила взгляд в стену и просидела так целых десять минут. На стене висела картина, вернее, фотография соснового бора. Нежно-зеленый полог его плавно уходил вдаль, отчего Табите стало казаться, что она смотрит в окно, а лес, мучительно недосягаемый, находится прямо перед ней.
Майкл… Что ему написать? Они не общались уже около года. Не то чтобы они расстались врагами, но и не друзьями. «Просто пиши, – приказала себе Табита. – Не думай об этом слишком много».
«Ты, наверное, удивлен получить весточку от меня. Не знаю, слышал ли ты, что со мной произошло. Впрочем, почтовый штемпель тебе кое-что подскажет. Пересказывать все нет смысла – просто погугли мою фамилию, и сразу узнаешь все, что нужно.
