Исправительный дом - страница 16

– Я же сказала, что все нормально.

Майкл взглянул на часы.

– Наверное, мне пора…

– Хорошо.

– Понимаешь, сначала на автобусе, да еще на поезд надо успеть.

– Ясно.

Майкл протянул руку и отрешенно посмотрел на нее:

– Э-э, я не уверен… Это тут не запрещено?

– Нет, руки можно пожать.

Она обменялись коротким рукопожатием, а затем он развернулся и вышел.

«А чего я, собственно, ждала, – подумала Табита. – Бывший он и есть бывший».

«Только не сиди на месте», – говорила ей Ингрид. И Микаэла повторяла то же самое.

Но сегодня день выдался крайне паршивый – ей стоило невероятных усилий вытащить себя из постели, натянуть нестираную одежду, расчесать немытые волосы, съесть завтрак, от которого тошнило, – короче, все оборачивалось сплошным мучением… Ее собственное тело, казалось, весит тонну. Больше всего хотелось свернуться в клубок и затаиться где-нибудь. Хотелось выть.

Зато хотя бы сегодня у нее будет свидание с адвокатом.

– Ну-с, что у нас хорошего? – спросила Табита.

Ее голос прозвучал звонко и почти что шутливо.

– У меня есть ваше медицинское заключение, – отозвалась Мора Пьоцци, постукивая пальцем по своему планшету. Со времени их последнего разговора адвокат выглядела несколько постаревшей и более жесткой.

– Вы, как я вижу, не очень-то рады этому. Надеюсь, я не умираю?

Табита услыхала фальшивые нотки в своем голосе и вздрогнула.

Мора Пьоцци не улыбнулась и продолжала листать страницы на своем планшете. Через некоторое время она подняла взгляд на Табиту.

– Не то чтобы я очень рада, – ответила она.

От этих слов у Табиты болезненно сжалось в животе.

– Помните, я говорила, что хотела бы услышать некоторые вещи именно от вас, а не от представителей следствия?

– И что же?

– Вы не рассказали мне об истории вашей депрессии.

– Да какая там история!

– В две тысячи десятом году вас госпитализировали. А спустя три года вы снова оказались в больнице по той же причине.

– Скорее, в клинике.

– Вас поместили на принудительное лечение.

– Один только раз. Потом я сама обратилась. И лежала совсем недолго. Просто был тяжелый период в жизни.

– Табита, я все понимаю! Но разве вы не осознаёте, насколько эта информация опасна для вас?

– Ох ты ж… Я даже и не думала об этом.

Пьоцци снова взглянула на экран планшета.

– На протяжении длительного срока вам прописывали различные препараты: циталопрам, пароксетин, а за полторы недели до убийства золофт и амитриптилин.

– Но мне они не очень-то помогали.

– И это тоже может иметь значение для стороны обвинения. Кроме того, вы проходили курс лечения.

– Все это оказалось чепухой.

– И вы полагали, что на это полиция закроет глаза, а, Табита?

– А что им-то? – Табита сжала кулаки и подалась вперед. – Им-то какое до этого дело, черт подери? Я была совсем девчонкой, у меня наступило непростое время, пришлось бросить универ. Разве это преступление? Нет, просто потерянная возможность! Мне выписывали лекарства, меня лечили, чтобы я смогла пережить все это. Ну чего тут плохого? А потом об этом узнают другие и с ходу записывают меня в сумасшедшие. Как же я ненавижу все это! Но я не ною, а заставляю себя жить – я стараюсь ходить на прогулки. Плаваю в море. Ем здоровую пищу. Занимаюсь делами – например, ремонтом дома. То есть двигаюсь. Конечно, у меня бывают непростые времена, но я все равно живу. Я жила, как могла…

Мора на мгновение прикоснулась к сжатой в кулак руке Табиты.

– Я верю, что у вас бывали и лучшие времена, – сказала она. – И вы вправе никому об этом не рассказывать. Но дело в том, что вас обвиняют в убийстве. А это уже ненормально. Ваша жизнь станет предметом тщательного разбирательства. И тот факт, что вы находились в состоянии тяжелой депрессии, будет иметь серьезное значение. Вы принимали сильнодействующие препараты, побочным действием которых является потеря памяти, и это тоже может отразиться на ходе расследования.