Разумеется, единство мыслится здесь не внешней лишь соединенностью в близкое соседство и не связанностью намертво в жесткую структуру – это единство достигается любовью, имеющей основание и поддержку в благодатном действии Святого Духа: «Таинственными действиями Духа Святого проникнута жизнь Церкви (…) Поэтому каждая молитва церковная, общественная и частная, начинается молитвой Святому Духу (…) Как дождь и роса, падая на землю, оживотворяют и питают и взращивают всякое растение, так действуют силы Духа Святого в Церкви»>43, – пишет по этому поводу современный богослов.
Харизма любви и харизма священства дается всем, поэтому раннехристианская община не знает правовых отношений, первенства во власти, она знает лишь первенство чести и отношения братской любви. Для того чтобы это не показалось идеализацией, следует вспомнить, что этим людям проповедовали апостолы, ученики Христа, что были живы очевидцы земного служения Христа – Его проповедей и чудес, что, наконец, христиан преследовали, и случайных людей в общинах не было, а второе пришествие и Страшный Суд ожидался вот-вот, чуть ли не со дня на день.
Каждый христианин I-II веков играл существенную роль в регулярных богослужениях, несмотря на выделенность и особую роль предстоятеля, ибо эта выделенность и особая роль принадлежали не к личным, ни от чего не зависящим достоинствам предстоятеля, а были «собственностью» общины, были мыслимы только в ее рамках. Епископ здесь существует для нужд Евхаристического собрания, и Церковь нуждается для совершения Евхаристии не только в нем, но и в каждом своем члене.
«Не попы бо нас спасут, или владыки, или митрополиты, но веры нашея таинство с хранением заповедей Божиих, тое нас спасти мает, – писал с Афона Иоанн Вишенский»>44, писал через полторы тысячи лет после рассматриваемых нами обстоятельств и событий времен первых христиан, сохраняя, тем не менее, «первохристианское» чувство своего «царственного священства» и личной соотнесенности с Богом. И попы, и епископы, и митрополиты нужны, но спасти нас они не могут, скорее мы спасаем их, или, еще вернее, мы спасаемся все вместе, спасая друг друга. Любопытно, что, изменяя в этой фразе всего лишь множественное число на единственное – «не попы меня спасут (…) но веры моея таинство с хранением заповедей Божиих», – мы получаем совсем иной смысл – протестантский, в котором ничего уже не остается от веры и духовной жизни ранних христиан.
Когда же чаяния скорого конца света не оправдались, и Церкви пришлось существовать в этом мире достаточно долгое время, за которое она значительно увеличилась численно и распространилась на больших территориях, ей пришлось пройти процесс «социализации и овеществления идеала». Ее внутреннее любовное единство должно было получить некоторое внешнее выражение и закрепление. Ибо «не будучи только обществом, в него не вмещаясь и им не исчерпываясь, она существует, тем не менее, именно как церковное общество, имеющее свои признаки, свои законы и грани»>45.
Власть епископа в Церкви явилась таким внешним выражением единства. Возникшая иерархия образовала церковную структуру. Выработка внешних форм церковной жизни не могла не затрагивать в той или иной степени и внутреннего содержания, и целостного образа церковной соборности. Процесс, в котором дух соборности обретает плоть и кровь, не менее важен для конечного целостного образа, чем исходный дух, и если в этом процессе культивирование плоти возобладает над движением духа, то он чреват оскудением полноты жизни.
