Читать онлайн Александр Бережной - История Лоскутного Мира в изложении Бродяги (часть вторая)

«Если уж рассказываешь историю с середины, то рассказывай её так, чтоб хотелось слушать, а не в морду тебе дать» – сказал однажды гоблин, прозываемый когда-то давно Пройдохой.

Я, пожалуй, попробую его советом воспользоваться.

Небеса. 31 год до Падения Небес.

Семипечатник.

История человечества – это история войн, ибо война есть высшее проявление деятельности человека. И нет достижения славнее, чем смерть в бою, с клинком в руках.

Нет способа вернее доказать то, что ты быстрее, сильнее, лучше, чем вогнать меч по самую рукоять в грудь противника.

Холодная полоса железа своим взмахом уравнивает богатых и бедных, глупых и умных, обращает вчерашнюю силу в остывающее тело, наполняет кубки жаждущих пьянящим нектаром победы, дарует ложе и даму на нём.

Презренный метал, золотом зовущийся, никчёмные стекляшки самоцветов – их и платой не назвать, ведь в обмен на них ты получаешь лучшее оружие, лучших воинов. И уже с ними находишь ты более сильных, славных противников, победа над которыми принесёт ещё больше ресурсов, пустив в дело которые ты сможешь найти ещё более великое сражение. И так, шаг за шагом – вверх, пока ты не станешь богом.

Станешь богом.

Или умрёшь.

Пока умирали другие, не я.

Ангелы, пытавшиеся помешать моей прогулке по Небесам, это могли бы подтвердить.

Я убивал их, стараясь не повторяться.

Этому разбил череп об угол мраморной скамейке.

Этот безуспешно пытается зажать рану на горле.

А этого я уже убивал, у Врат. Тогда я ослепил его ударом клинка и расколол череп на двое. Теперь же затолкал в рот его же меч.

Да, Ангелы повторялись – некоторых я убивал не по первому разу.

Всё дело в Троне Истины – древнем артефакте.

Наверное, даже древнейшем артефакте этого мира – после сожжения Библиотеки достоверно что-то утверждать об эпохе до Сожжения невозможно.

Минувшее.

Минувшее – оно ничего не значит.

Есть только здесь и сейчас.

Клинку противника нет дела до того, как ты был силён когда-то, если сейчас ты не способен его остановить.

Прошлое пусть остаётся мертвецам.

Живые смотрят на меч, что перед ними и на того, кто перед тем мечом.

Настоящее и будущее.

И я явился на Небеса, туда куда не ступала нога ни одного грязного, явился, чтобы возвестить о себе.

Радуйтесь!

Явился я, чтобы познали вы вкус поражения.

Переговоры?

Глупость.

Я даже слушать не намерен столь оскорбительное предложение.

Я пришёл убивать.

И я буду убивать.

Каждым своим ударом доказывая своё превосходство.

А после того, как пресыщусь кровью, я покину Небеса, чтобы готовиться к новому бою.

Я покину Небеса, и со мной их покинут те, кого нарекут сперва Падшими Ангелами, а потом и первыми из эйнхериев, те, с кем я поделюсь частичкой своей плоти.

Асгард. Год 3019 после Падения Небес.

Хлопанье крыльев.

Гулкое «кар».

Седобородый отмахнулся от врана – нужды вспоминать что-то не было – перед ним стояли его славные эйнхерии, значит нужно было сделать лишь одно – отдать приказ:

– Нагльфар – вернуть. Всех причастных к его похищению – убить.

«Старые шрамы, что старые друзья – и рад бы уже оставить всё в прошлом, да напомнят обязательно о былом». – так или примерно так записал Артемиус Чигин фразу Пройдохи в своём дневнике, который впоследствии стал основой довольно популярного в узкой среде «Сборника крылатых фраз и афоризмов Оричьих Болот, записанный и систематизированный достопочтимым Артемиусом Чигином».

Я соглашусь со старым гоблином.

И в очередной раз пожалею, что не довелось мне свести личного знакомства с Пройдохой.

Уж он-то, наверное, нашёл какое-нибудь ёмкое и ехидное описание всей моей жизни.

Новая Верона. Год 3002 после Падения Небес.

Альваро Ламбардоцы, внук Бертучио Ламбардоцы, сиятельного господина славной Новой Вероны, посрамил и фамилию свою, ведущую начало от почти легендарного полководца Диего Ламбардоцы, Пламенного Диего, и имя своего деда, увеличившего владения семьи почти вдвое, не пролив при этом ни капли крови – права на Новую Верону оказались проданы Империи, а сам Альваро Ламбардоцы оказался обладателем значительного вознаграждения в золотом выражении, которое почти полностью ушло на погашение его многочисленных карточных и не только долгов.

Гордые жители Новой Вероны предательства не оценили.

Первый имперский наместник на приёме в честь своего назначения допустивший неуместную шутку в отношении покойной жены Иохима Санчеса де Карркандза, оказался заколот стариком, показавшим всем имеющим глаза, что годы не имеют власти над истинным мастерством.

Второй и третий наместники продержались дольше первого, но жители Новой Вероны славны двумя вещами: своими женами и умением найти повод для дуэли. И не нужно говорить, что жена – не вещь – не давайте повод для дуэли.

К моменту возвращения Васко Калони к своего старому дядюшке Иохиму, Новая Верона третий год находилась в экономической блокаде – разрушать, беря в осаду, собственный город Империя пока не собиралась.

Альваро Ламбардоцы, окончательно похоронив свою добрую фамилию, присоединился к блокаде, а также убедил присоединиться и многих из своих друзей.

Васко Калони – имя которое в Империи не успели забыть. Легенды, если они настоящие, забыть сложно. Да и слава Святого Баско Избавителя, освободившего Лоскутный Мир от Многоликого, подкреплённая поддержкой Царствия Истины тоже сыграла не последнюю роль, позволив не только снять блокаду с Новой Вероны, но и получить городу статус вольного.

Межреальность. Нальгфар. Год 3018 после Падения Небес.

Каюта у меня была пусть не капитанская, но офицерская, что оказалось очень даже неплохо, особенно в сравнении с каморкой в борделе мадам Жоржет.

Для комфортной жизни имелись две полноценные комнаты, одна из которых за ненадобностью закрыта на ключ, в наличии также были личная ванная комната и санузел, и даже небольшой балкон, нужды в котором, как во второй комнате я не видел, но раз уж он был то пусть будет.

Раны давно затянулись, но от этого не перестали меньше болеть – тут главное было не вспоминать о них. Стоило забыть прошлое, и я вновь становился весел, травил байки, рассказывал истории, слышанные всеми много раз, но почему-то продолжающие вызывать улыбки слушателей, число которых постепенно росло: Лилит, вместе с Анатиэль просто однажды вышли на завтрак из пустовавшей до этого каюты, а там оно как-то само собой покатилось – кто-то кого-то пригласил, кто-то просто пробрался на борт во время стоянки корабля.

Нагльфар наполнялся жизнью, становясь в чём-то похожим на бордель мадам – не в части роскоши и изысканности предлагаемых удовольствии, а за счёт множества разных людей и не-людей, принесших с собой свои истории, мечты, желания.

Дочери мадам Жоржет, и обличённые в плоть и кровь, и лишённые их, по моей просьбе принявшие на себя роль стражников, теперь приглядывали за порядком.

Пётр, взявший в помощники Дымягу Тони, занимался любимым делом – готовил еду, угощая всех желающих блюдами, за которые совсем недавно посетители «Фонаря Мертвеца» отваливали честно заработанные месяцы и годы.

Скульд и тройняшки-гарпии Аэллопа, Окипета и Келайно, когда не занимались оттачиванием своего воинского искусства, даже учили чему-то желающих. Желающих было немного. Таланта, судя по крикам, у тех желающих было ещё меньше, чем самих желающих.

Реда как для тосийца и своих лет ставший выглядеть довольно бодро организовал занятия, на которых рассказывал о методах выживания в любых условиях, обучая, как из подручного мусора изготовить и оружие, и лекарства, и много чего ещё полезного. Я регулярно к нему заглядывал – крысомордый обитатель Канализации, не без тлетворного шёпота со стороны Зова Бездны, конечно, за считанные десятилетия набрался такого, о чём я не узнал за свои сотни лет странствий.

Ладо-Лидо-Лей, ссылаясь на то, что и люди, и не-люди их изрядно успели утомить, избегали любых контактов, довольствуясь разговорами между собой.

Анатиэль, незнакомая со стеснением, откровенно насмехалась над происходящим, часто вспоминала времена Каравана, непременно указывая, что победнее у нас тут, да и в развлечениях мы ничего не понимаем, вот Тринитас понимал, Милитэль тоже знала толк в развлечениях; ещё когда Королевством правила знала, как веселиться, а уже когда стала Королевой Боли, так развернулась по полной – ей мать рассказывает по ночам истории, и даже то, что Город закрыт, суккубарам не помеха – общаются, по ночам, во снах.

Анатиэль, благодаря этому своем умению, о котором раньше не спешила распространяться, стала источником новостей со всех концов Лоскутного Мира.

Это от неё я узнал, что Хенью уже следовало б прозывать Хель.

К Седобородому ушла.

Место достойное заняла.

Роль важную, наравне с самим Хрофтом, а может и поважнее его, в запланированной Гибели Богов получила.

Такое я никогда не смог бы ей дать.

Счастлива, наверное.

Надеюсь, счастлива.

Я тоже счастлив, наверное, – стольким жизни сломал, стольких погубил, а жив, верю, что исправить хоть что-то успею.

Все, кто погрузился на корабль, тоже верят.

Каждый в своё.

Каждый хочет лучшей доли.

Исправить что-то, в себе, в других, в родном мире.

Искренние остаются – остальные пропадают – в бесчисленных коридорах корабля, в тенях его тёмных, живут Гадюки – их клинки также смертоносны, как когда-то были стрелы, – это важно, ведь иногда на Нагльфар проникают и те, кто пытается меня убить. Желающих хватает.

Недавно прилетали Брунхильда и Яниссия, принявшая роль валькирии Гунн, – официально по поводу украденного мной судна, а по факту – одна отомстить за неприятности, в которые Фриг из-за меня попала, вторая – тоже отомстить, но за Тринитаса.

Всадили мне в живот свои копья. А я ведь уже не тот, не встану после смерти.

Хорошо, что Скульд с подружками-гарпиями успела вовремя, вмешалась – иначе причин для сожалений у меня стало бы больше.

А так ничего – выжили валькирии.

Подлечили их немного и отравили обратно, в Асгард.

Меня тоже подлечили.

Бок, правда, до сих пор тянет и прихрамываю немного, но, если не приглядываться, оно и незаметно.

А кому я нужен, чтобы ко мне приглядываться?

То-то и оно, что никому…

Новая Верона. Год 3018 после Падения Небес.

Небольшая компания почтенных стариков грела кости на солнце, неспешно смакуя вино и негромко споря.

Следовало выбрать то, что будет подаваться на дне рождения дочурки Ревуна, на дне рождения «нашей Веги».

Шутливое «наша Вега», принадлежавшее Иохиму Санчесу де Карркандза, просто и понятно описывало отношение к дочери их общего друга и самого Иохима, не имевшего детей, и Васко Калони, решившего, что поздно ему уже искать избранницу, и даже редкий для этих краёв представитель тосийцев, Миклош, не стеснялся подобного обращения. Лишь самый молодой, по меркам почтенных стариков и искренне уверенный, что и так получил куда больше, чем заслужил, Мирослав Створовски избегал «наша Вега», всё же предпочитая senorita Вега.

Черноволосая, гибкая как речной камыш, звонкая, как славный клинок, обращению с которым её обучал сам маэстро Карркандза, Вега пошла в мать, руку которой во времена её весны просил даже один граф, поэтому ничего удивительного, что дом семьи Токи осаждался толпами юнцов, а под окнами вечерами пелись серенады, не было. На большее, чем томные взгляды и песни никто не решался – опасались крестных отца и деда малышки известных далеко пределами Новой Вероны Святого Баско Избавителя и Иохима Санчеса де Карркандза, мастерство владения клинком которого превратилось в легенду, опасались и кровного отца Ревуна Токи, ради шутки гнувшего подковы и поднимавшего над землёй жеребцов, стереглись и крысомордого Миклоша, десяток лет как являющегося главой городской гильдии воров. Побаивались и Мирослава Створовски, обладателя редкого таланта попадать в разного рода странные истории, впрочем, больше ничем особо не примечательного, кроме того, что на равных мог он фехтовать с маэстро Карркандза, бороться с Ревуном и трепать шерстяную шею Миклоша, разве что стоит припомнить ходившие когда-то слухи о том, что именно гражданин Створовски стоял за пропажей дворян, как со стороны Империи, так и со стороны Новой Вероны, которые были против предложенных Васко Калони почти два десятилетия назад условий снятия блокады с города и признания его вольным.