Ворота отворили, они заметили меня в нише и о чем-то перемолвились. Мужчина пошел вслед за телегой, а женщина, закрыв уже одну створку, заколебалась и наконец обратилась ко мне:
— Мамзель, может быть, зайдете переждать дождь к нам?
Предложение я приняла быстро и с благодарностью – изображать «украшение» в нише было не слишком приятно и довольно зябко. Женщина слегка потеснилась под плащом, отдав мне половину, и, придерживая его с двух сторон, мы добежали до домика.
Внутри было прелесть как хорошо! Пылал камин, тепло и чуть сумрачно. У камина расположились два низких удобных креслица, с кучей подушек каждое. Между ними что-то вроде кофейного столика или высокого табурета на трех ножках, в одном из кресел лежит незаконченный полосатый чулок на спицах и пара клубков.
— Присаживайтесь, мамзель, я сейчас для вас сделаю горячий отвар. Меня, кстати, зовут Барбара.
— Мадемуазель Мадлен де Вивьер – представилась я.
О том, что я по совместительству являюсь баронессой, благоразумно умолчала, дабы не смущать хозяйку. В документах, которые мне переслал нотариус, вычитала, что я баронесса, как и сестрица Бернардет, но фамилии у нас разные.
Очевидно, Бернардет де Готье была племянницей тетки по мужу. А я – по младшей сестре. Сложно сказать, почему баронесса так невзлюбила мою мать, а потом и меня, но уже то, что мы с Бернардет не родные сестры – меня радовало.
Пока мадам Барбара хлопотала, подвешивая на большой крюк над огнем в камине черный от копоти котелок, я с любопытством оглядывала убранство.
Домик был чуть меньше моего и не делился пополам на крошечные комнатки, а представлял собой единое пространство. Теплое и уютное, с двумя небольшими окошечками и белоснежными занавесочками на них.
Большой кухонный стол у стены, добросовестно выскобленный и довольно чистый, несколько открытых полок с посудой, три сундука разного размера и высокая кровать с подушками – это и есть вся мебель, которая поместилась у них. Ну, не считая двух кресел, в одном из которых я сидела, и пары табуреток под столом.
А хозяйка все это время болтала, не закрывая рот:
— А я смотрю – попали вы в непогоду, мамзель де Вивьер и так жалко стало! Думаю, приглашу согреться, а вы и не разгневаетесь…
— Нет, мадам Барбара, не разгневаюсь, а благодарна.
— Вот я Гильберту и говорю – надо пригласить бедняжку согреться! А он заворчал, мол, без тебя разберутся! А как же без меня, если непогода застала?! А Гильберт скоро вернется и обрадуется, что вы не отказали! Он так-то очень хороший муж! И место у него хорошее! А я сама-то не из Парижа, а как вышла замуж – так сюда и переехала… Ну и ничего, прижилась. А сейчас бумагу разгрузят и краски, и все, что мадам Жернак заказывает, он и придет, и может быть, вы, мамзель, не побрезгуете? Вот у меня есть хлеб, и мы его всегда жарим и потом с сыром… как думаете?
— Я буду очень благодарна, мадам Барбара!
Во всем этом монологе мадам я зацепилась за одно только слово – краски.
— Мадам Барбара, скажите, а что за краски привезли для пансиона?
— Ой, мамзель де Вивьер, я не очень-то понимаю в этом… Вроде как гаш какой-то.
— Может быть, гуашь?
— Так и есть, мамзель де Вивьер, так и есть! Вот Гильберт придет – у него и спросите. А такая телега каждый месяц приезжает из лавки. Барышни рисовать учатся и писать в пансионе! А еще поют там и танцуют!
Травяная смесь закипала и распространяла довольно приятный аромат. Я принюхалась – кроме шиповника, похоже, еще и ягоды черной смородины. Удивительно яркое сочетание! Но болтушка-хозяйка, похоже, была слишком любопытна и не собиралась оставлять меня в покое:
