Итак, император, собрав совет, куда, помимо Виния и Лакона, пригласил назначенного консулом Мария Цельса и префекта города Дукенния Гемина, велел позвать Пизона и, взяв его за руку, произнёс речь, которую Тацит передаёт следующим образом:
«Если бы я, частное лицо, усыновлял тебя, мне, без сомнения, было бы почётно ввести в свой дом потомка Помпея [13] и Красса, и для тебя не меньшей славой было бы приумножить блеск своего рода, соединив его с родами Сульпициев и Катулов. Но моё нынешнее положение, достигнутое по воле богов и людей, придаёт моему усыновлению куда большее значение. Руководствуясь уважением к твоей добродетели и любовью к отечеству, я вырываю тебя из покоя, чтобы предложить тебе верховную власть, ради которой в прежние времена наши предки разжигали столько войн и которую я сам приобрёл оружием. В этом я следую примеру Августа, который сначала обеспечил первое место после себя Марцеллу, своему племяннику, затем Агриппе, своему зятю, потом своим внукам и, наконец, Тиберию, своему пасынку. Но Август искал преемника в своей семье, а я выбираю его в республике. Не то чтобы у меня не было родственников или друзей, чья помощь была мне полезна в войне. Но не честолюбие и не личная выгода возвели меня на престол; и в доказательство чистоты и прямоты моих намерений я предпочитаю тебя не только своим близким, но даже твоим. У тебя есть брат, который даже старше тебя. Он был бы достоин того положения, которое я тебе предлагаю, если бы ты не был достойнее его. Ты достиг возраста, когда утихают страсти, обычные для юности. Твоя жизнь была такова, что в ней не найдётся ничего, требующего оправдания. До сих пор ты знал лишь невзгоды. Благополучие испытывает сердце куда тоньше, ибо против несчастья мы напрягаем все силы, тогда как соблазны удачи развращают нас. Ты, конечно, сохранишь верность своим принципам, прямоту, дружбу – величайшие блага жизни; но другие своей угодливостью будут стараться ослабить в тебе эти добродетели. Лесть и льстивые речи будут осаждать тебя; личная выгода, этот смертельный враг всякой истинной привязанности, превратит всех, кто тебя окружает, в обманщиков. Сейчас я говорю с тобой откровенно и просто; но придворные в общении с нами видят не нас, а наше положение. Давать князьям добрые советы – тяжкий и часто опасный труд, тогда как лесть не требует никаких душевных усилий.
Если бы огромное тело империи могло держаться в равновесии без управляющей руки, я был бы достаточно благороден, чтобы удостоиться чести восстановить республику. Но уже давно доказана необходимость единовластия. Я не могу сделать римскому народу лучшего дара, чем достойный преемник; и ты исполнишь свой долг перед ним, если будешь править как добрый князь. При Тиберии и последующих императорах мы были как бы наследственным владением одной семьи. Выбор даст нам подобие свободы. И поскольку дом Юлиев и Клавдиев пресёкся, усыновление – способ найти самого достойного. Ибо рождение от принцепса – дело случая и не оставляет места свободному суждению. Напротив, ничто не мешает усыновлению, и, если желают сделать хороший выбор, нужно лишь прислушаться к голосу народа.
Вспомни судьбу Нерона. Этот гордый длинным рядом Цезарей среди своих предков, как был он низвергнут? Не Виникс с его безоружной провинцией и не я с одним легионом разрушили его могущество. Его разврат, его чудовищная жестокость заставили человечество сбросить его ненавистное иго и впервые в истории осудить императора. И мы не должны обольщаться полной безопасностью. Хотя мы возведены на вершину власти войной и выбором, хотя мы правим по самым добродетельным принципам, зависть не оставит нас в покое. Но пусть тебя не пугает, если среди всеобщего смятения ты увидишь, что два легиона ещё не успокоились. Я тоже принял бразды правления в неспокойное время; и как только станет известно об усыновлении, которое обеспечит мне преемника, все забудут мою старость – единственный упрёк, который сейчас считают возможным мне делать. Нерона будут всегда оплакивать порочные; наша задача – сделать так, чтобы даже хорошие люди не жалели о нём.
