Африка после смерти Клавдия Мацера подчинилась сильнейшему и, недовольная слабым властителем, которого испытала, готова была принять любого императора. Две Мавритании, Реция, Норик, Фракия и прочие провинции, управляемые прокураторами, следовали настроениям соседних армий. Италия и безоружные провинции могли ожидать лишь участи стать добычей победителя.
Таково было состояние дел во всех частях империи, когда Гальба и Винтий, будучи консулами вместе, начали год, который стал для них последним и едва не оказался роковым для республики.
Через несколько дней после январских календ в Рим пришли письма от Помпея Пропинка, прокуратора Белгики, извещавшие двор, что легионы Верхнего Рейна, презрев присягу, которой обязались Гальбе, требуют другого императора и предоставляют выбор сенату и римскому народу, чтобы придать своему мятежу более благопристойный вид. Это движение, возведшее Вителлия на престол, будет рассказано с должной подробностью в более подходящем месте.
Узнав об этом, Гальба поспешил осуществить замысел, который он уже давно вынашивал, – назначить преемника через усыновление. Он был убеждён, что нет лучшего средства против надвигающейся угрозы, и что дерзость, с которой пренебрегают его властью, вызвана не столько его старостью, сколько неопределённостью престолонаследия из-за отсутствия твёрдо назначенного наследника.
Уже несколько месяцев он обдумывал этот план и даже советовался с теми, кому доверял. В городе только об этом и говорили – следствие всеобщей страсти людей вмешиваться в политику, хотя бы на словах, если уж не могут иначе. Но слухи, ходившие в народе, не имели серьёзных последствий. Министры Гальбы могли значительно повлиять на решение, и, будучи вечно разобщёнными по малейшим поводам, они разошлись ещё сильнее в столь важном вопросе.
Винтий поддерживал Отона, который действительно был самым очевидным кандидатом среди всех возможных. Я уже описывал Отона при правлении Нерона, когда он был его фаворитом, но затем, из-за Поппеи, был удалён от двора и отправлен управлять Лузитанией. Я упоминал, что из всех наместников провинций Отон первым объявил о поддержке Гальбы и проявил к нему великое рвение, тайным мотивом которого была надежда на усыновление, о котором он уже тогда мечтал. Эта надежда с каждым днём крепла в нём. Солдаты желали его возвышения; старый двор надеялся увидеть в нём нового Нерона.
Но рекомендация и поддержка Виния обеспечили Отону противников в лице двух других министров – Лакона и Икела, которые объединились против него, хотя сами не могли определиться, кого предложить взамен. Они не преминули намекнуть своему господину, что Винтий тесно связан с Отоном; что между Отоном и дочерью консула, которая была вдовой, планировался брак; и что, продвигая Отона, Винтий работал на своего будущего зятя. Тацит полагает, что Гальба даже руководствовался общественным благом и считал, что нет смысла отнимать власть у Нерона, чтобы передать её Отону.
Его выбор подтверждает это предположение. Добродетель склонила его в пользу Пизона Лициниана, в котором, помимо зрелого возраста и знатного происхождения, он видел строгость нравов, доходившую, в глазах любителей удовольствий, до мизантропии. Он был сыном Марка Красса и Скрибонии и был усыновлён неким Пизоном, более ничем не известным. Его отец и мать были казнены Клавдием, как и один из его старших братьев, Помпей Магн. Другой его брат, по-видимому, старший в семье, погиб при Нероне. Сам он был отправлен в изгнание и, вероятно, вернулся в Рим только благодаря перевороту, возведшему Гальбу на трон. Светоний утверждает, что Гальба всегда очень любил Пизона и давно решил сделать его наследником своего имени и состояния. Другие, по словам Тацита, считали, что Пизон обязан своим усыновлением Лакону, который некогда был с ним знаком в доме Рубеллия Плавта, но притворялся, что не знает его, чтобы избежать подозрений в личной заинтересованности. Бесспорно то, что суровый характер Пизона нравился Гальбе столько же, сколько тревожил большинство придворных.
