Отон давно начал их консультировать. Эта слабость была у него общей с Поппеей, которая держала на жалованье нескольких астрологов, втайне доверяя этим обманщикам, столь опасным при императрице. Один из них, по имени Птолемей, предсказал Отону, когда тот отправлялся в Испанию, что он переживет Нерона. Это предсказание, сбывшееся, сильно укрепило доверие Отона к астрологу; и Птолемей, став смелее, добавил второе, пообещав ему императорскую власть после Гальбы. Он руководствовался обстоятельствами, слухами, правдоподобными догадками. Но Отон, следуя человеческой склонности верить в необычное и воспринимать туманные, особенно лестные, предсказания как убедительные, полностью уверовал в искусство своего прорицателя и не сомневался, что это его глубокие познания подсказали ему это пророчество. После усыновления Пизона Птолемей не хотел прослыть лжепророком; и поскольку события не складывались сами собой, он решил им помочь и стал советовать самые преступные действия – естественное продолжение тех желаний, которыми Отон себя питал.
Впрочем, неизвестно, следует ли отсчитывать замысел заговора против жизни Гальбы только с этого момента или он возник раньше. Ибо уже давно Отон старался завоевать дружбу солдат. Можно предположить, что, желая любой ценой стать императором, он предпочел бы достичь желаемого законными путями, но был твердо намерен прибегнуть к преступлению, если другие средства окажутся недоступны. В походах, в караулах он узнавал старых солдат, называл их по имени, обращался к ним как к товарищам, будто служил с ними вместе при Нероне; спрашивал о тех, кого не видел; помогал своим влиянием тем, кто в этом нуждался, давал им деньги, перемежая все эти ласки жалобами на их тяготы, двусмысленными речами о Гальбе и всем, что способно озлобить толпу и подтолкнуть ее к мятежу.
Таким образом, он сам трудился над тем, чтобы поднять солдат, а помощником у него был некий Мевий Пуденс, один из ближайших доверенных лиц Тигеллина. Тот взял на себя детали; и, зная самых буйных, легкомысленных, стесненных нехваткой денег, заботился о том, чтобы свести их между собой и с собой, тайно осыпал их подарками; и наконец дошел до такой дерзости, что всякий раз, когда император ужинал у Отона, он раздавал по сотне сестерциев [15] каждому солдату когорты, стоявшей в карауле, притворяясь, что чтит Гальбу щедростью, которая вела к его погибели. Легко понять, что он действовал так по приказу Отона, который и сам не скрывал своих попыток подкупа: узнав, что один солдат спорит с соседом о границах их полей, он купил все поле соседа и подарил его солдату. А префект Лакон по глупому недосмотру ничего не замечал. Все, что происходило явно, все тайные происки – все это оставалось для него одинаково неизвестным.
Когда Отон решил сбросить маску и напасть на Гальбу, он поручил своему вольноотпущеннику Ономасту руководство преступлением. Невероятно, какими слабыми средствами он располагал для такого важного предприятия. Миллион сестерциев, то есть сто двадцать пять тысяч ливров на наши деньги, которые он недавно вытянул у одного из рабов императора, устроив ему через свое влияние должность, составляли всю его казну; и Ономаст подкупил подарками и обещаниями Барбия Прокула и Ветурия, сержантов [16] гвардии, которые были хитры, смелы и умели воздействовать на умы. Два солдата, говорит Тацит с изумлением [17], предприняли свергнуть императора и поставить на его место другого – и преуспели.
