Это происходило в начале весны [6] 69 года от Рождества Христова, в то время, когда смуты в Римской империи давали иудеям своего рода передышку, которой они злоупотребляли, терзая друг друга.
Симон, овладев городом, предпринял несколько атак на храм и, пользуясь поддержкой народа, имел численное превосходство. Но выгодное положение было на стороне Иоанна, который сумел так хорошо им воспользоваться, что устоял против всех усилий врага. Он даже добавил к укреплениям храма четыре новые башни, вооружив их различными метательными орудиями, лучниками и пращниками, так что люди Симона не могли приблизиться, не будучи осыпаны градом стрел и камней. Их пыл в атаках ослабел, и они потеряли надежду выбить Иоанна из этой выгодной позиции, где он так яростно оборонялся.
Тем не менее они держали его в напряжении; и пока Иоанн был занят подготовкой к обороне против них, он дал возможность Элеазару, которого затмил, вновь выдвинуться. Элеазар, столь же честолюбивый, как Иоанн, но менее талантливый и находчивый, с негодованием сносил необходимость подчиняться выскочке, отнявшему у него первенство. Однако тщательно скрывая эти чувства, он выказывал лишь негодование против жестокого и отвратительного тирана. Такими речами он склонил на свою сторону нескольких главарей шаек и вместе с ними захватил внутреннюю часть храма, расположенную выше остальных.
С этого момента положение Иоанна стало самым необычным. Находясь между двумя врагами, один из которых был над ним, в то время как он сам господствовал над другим, он имел столько же преимущества над Симоном, сколько Элеазар – над ним самим. Тем не менее, Иоанн удерживался против обоих, отражая Симона благодаря превосходству своей позиции и отгоняя Элеазара снарядами, выпущенными его машинами. Это были непрерывные схватки, без решительной победы, которая сломила бы любую из сторон.
Что должно казаться удивительным, так это то, что все эти бесчинства, театром которых был храм, вовсе не мешали течению общественного богослужения. Какими бы яростными ни были зелоты, они позволяли входить тем, кто приходил принести жертвы, лишь тщательно обыскивая их. Но священные обряды жертвоприношений точно так же не останавливали военных действий. Катапульты и другие машины, которыми Иоанн укрепил свои башни, беспрестанно стреляли, и часто их снаряды пронзали жертвователей и тех, за кого приносилась жертва, у самого подножия алтаря. «Благочестивые люди, – говорит Иосиф с горькой скорбью, – пришедшие с края земли, чтобы удовлетворить своё благочестие, посетив знаменитый и почитаемый во всём мире храм, находили смерть у подножия алтаря, и святое место было залито человеческой кровью, смешанной с кровью жертв».
Благодаря продолжению жертвоприношений, возлияний и всего культа Элеазар и его отряд пользовались изобилием, ибо, не имея никакого уважения ни к законам, ни к святыням, они обращали в свою пользу и приношения, и начатки. Иоанн и Симон жили грабежом, забирая все съестные припасы, которые находили в домах и складах. Их заботы не простирались дальше дневного пропитания. Грубо жестокие и неспособные ни к какой предусмотрительности, они во время схваток друг с другом часто сжигали огромные запасы самых необходимых припасов, словно намеренно работая на римлян и ускоряя голодом сроки осады.
Храм, ставший добычей этих жестоких тиранов, мог лишь стонать и в отчаянии взывать к римлянам, чтобы враги извне избавили его от ужасов, творимых внутри. Все головы были поникшими, общественные советы прекратились, и каждый, печально занятый собой, либо ожидал неминуемой смерти, либо даже ускорял её мерами, которые принимал для бегства. Ибо всякий, кто подозревался в намерении искать спасения в одном из мест, занятых римлянами, или просто в симпатии к миру, был убиваем без милосердия. Тираны, разделённые непримиримой враждой между собой, единодушно соглашались в убийстве тех, кто своим мирным настроем заслуживал жизни.
