– Почему?
Нюше очень хотелось узнать, что дальше.
– Они зрителей стесняются. Видишь, подходят. Даже в драных джинсах и футболках. Не приучены они к праздникам. Да, и ты восседаешь посреди красы такой.
– Ой.
Нюша вскочила и завертела бедрами, чтоб юбочка хоть немного стала на платьице похожа. И вздохнула горестно. Как умеют вздыхать только в 20 лет.
Да, и зала потускнела. Великолепие ушло куда-то, отстраняться стало. Не хотело оно, чтоб красоту веков современный зритель поганил.
И девочки устремились вверх по лестнице, пока никого нет. И призраки духов прошлого и тишины ещё не ушли из театра. А на самом верху – свет золотистый из приоткрытой двери зала. Свет не бывает такого цвета.
Они вошли в другую реальность. Это она излучала золотистый цвет. Перед ними Олимп богинь – Олимп богинь балета. И мир красоты своим светом из прошлого был готов перейти на сцену. Иконный свет благословлял спектакли. Так будет продолжаться вечно. Мир красоты, другой мир, будет радовать и лечить души.
Не люстра это, не Олимп, где живут богини танца.
А дом их. Им хорошо там. Они навсегда остались в театре.
Кто их выбрал в богини танца… неизвестно. Но они стали богинями: через труд, через лишения, через отказ от жизненных удовольствий.
Они стали богинями. На сцене это неземные создания. И как всё легко, просто у них получается в сложнейших па.
Лишённые земного притяжения они входили в наши души.
Зал пуст и едва подсвечен, ни души.
– Чувствуете? Кто-то есть, – сказала Лилия.
Громадная люстра едва светилась. Души балерин жили в красоте люстры. Как когда-то порхали красотой танца на сцене. Они не могли уйти из театра и облюбовали прекрасную люстру, и были на сцене. Они передавали традицию танца, они передавали свои души.
Есть душа, она летает, любит, все танцем. Легко, свободно. Потому, что у души нет земного притяжения. Они благословляли спектакли. Так будет продолжаться вечно.
Девочки поскакали в зрительный зал в ожидании необычного на сцене.
А оно сидело. В одном из их кресел сидел бугай в белом. Нюша почему-то вздрогнула. Бугай встал, поклонился и передал Нюше упакованный пакетик. Раскланялся и удалился.
– Он что, немой? – спросила Лилия.
– Это же посланник на белом. Лошади не говорят, – заявила Марь Иванна.
Все стали смотреть на хиленький свёрток. Но нарядный.
– Ну, давай, давай, – егозила Маша.
– Что давай?
– Цветочек пыльный с клумбы, – сказала Нюша.
– Сама пыльная…
– Это же послание!
Прыгала от нетерпения Маша в кресле.
У Нюши теперь и руки тряслись.
– А вдруг там… – сказала Нюша.
– Ничего не вдруг, открывай и – бух! – сказала Маша.
– Что бух? – спросила Нюша.
– Мы в тридесятом царстве, параллельном государстве будем, – сказала Маша.
Нюша начала развязывать ленточки, но у неё не получалось, пальчики не слушались. Маша с Лилей стали помогать ей открывать свёрточек.
Там был веночек… один… хрустальный.
(Где-то Нюша его видела. Только не хрустальный).
Он светился, от люстры что ль в зале. Неизвестно. Но светился.
А заглавное чудо стояло за кулисами и дрожало. Ждало своё чудо, но оно не сходило на неё. Оно должно обязательно было сойти. Надо только очень хотеть и настраиваться. Она настраивалась… Но оно всё равно не сходило. Становилось страшно-то как… Она поправила трусики.
«А что, если балерины танцевали в стрингах», – подумала она.
«Бред какой-то. Думай об образе. ОБРАЗ, ОБРАЗ (УДАРЕНИЕ)… Образ исполнения этой роли… выдумано всё. Я должна верить в своё. И верю.
