Этот тоже! У меня с ним отношения, как назывались эти отношения в той эпохе, в которую я выскочила на сцену. Интересно, а тогда стринги были? Тогда и трусиков-то не было. Чушь какая-то лезет в голову. Головка пустая… А свято место не бывает пусто. Вот и лезет. Почему-то хорошее не лезет в головку.
Что я, не достойна, что ли? И что не идет это чудо?… Куда оно запропастилось, заблудилось?… Нет, наверное, я его спугнула. Не идет – значит безногое или на костылях ковыляет. А как вместо него провал припрёт? Уж он-то припрёт. Всегда начеку. Свалится. Почему провал и слава сваливаются на голову?… Других мест, что ли, нет у человека? Хотя какой я человек, я балерина! Раньше балерина, кровью и потом зарабатывала это звание. А сейчас, чуть что, – заслуженная, народная. Бред какой-то, а не балет.
Да этот еще, с кем у меня отношения. Я ему:
– Пойдем мне лифчик купим.
А он:
– Я-то при чем?
– Ну…, чтобы тебе понравился.
– А тебе зачем?
– Носить.
– Так у тебя же там ничего нет.
Вот зараза. Ему шары футбольные подавай! Да как я сними выступать стану?! Они трястись будут. А зритель – от смеха. Как ласкать – то он первый, не оторвешь. А тут… Зараза. Вообще-то он хороший, ласковый, нежный, заботливый. И понимает, когда я никакая – физически и духовно после спектакля. Ой! Идиотка, о чём думаю!
Скоро выход. Вот и впрямь:
В глуши, во мраке ожидания.
Со страхом выхода я жду.
Где же это чудо?… Ползи же!
Во ленивая!»
…замерла на пуантах и так легко, одну ножку к головке, замерла… и ещё… и ещё… и ещё.
Законы равновесия, притяжения не для неё. Так не должно быть, но есть.
И началось чудо!
Чудо красоты, любви, нежности.
В танце.
«Так обо мне писали. Писаки фиговы. Но приятно».
Ноги трясутся… от страха трясутся… нет от боли… жарко что-то стало.
«Что миг грядущий мне готовит?» причем тут Ленский.
…я такая махонькая, худенькая, косточки и кожица.
(Обвитые канатами мышц).
И весит! Да ничего не весит.
А тут сцена. Громадная…
Это не сцена, АРЕНА. Быть на арене, быть чище. И надо… выйти страшно как…
Против громады сцены, зала… или громады мышц, ярости. И рисковать.
…даже встать спиной и, не видя несущейся смерти, мулетой, как можно ближе к молоденькому телу пропустить рядом.
Малейшая ошибка и тебя поднимут на рога, и тебя будут…
Успех с провалом на ровне…
По телу мурашки холодными иголками.
Первые такты оркестра, и все исчезло – мрак, мысли дурацкие, ожидания несизволившего сойти чуда вдохновения.
Все!
И в прыжке – полете, на сцену, как на арену – где жизнь со смертью на ровне.
А Нюша незаметно исчезла. Как будто её и не бывало.
Она неслась на свидание.
Надо было продумать, взвесить, но почему-то, не думалось и не взвешивалось. Её несло. Она опаздывала или ей так казалось. И её несло ещё быстрее.
Несло как хорошую звёздочку среди снегопада. Фортуна-судьба. Она пыталась управлять этой дамой и сглотнула для успокоения пачку глицина.
Но судьба не хотела, чтоб ей управляла Нюша, да еще с глицином.
И несла её.
И принесла.
Вовремя.
Но его не было.
Время растянулось на века. А его всё равно не было. Прошло ещё минут пять. Внутри бурлило, и головка отказывалась мыслить логически. Это уж слишком. Надо выбросить веночек. Разобьётся. Она оставила её на скамейке и пошла прочь.
Жизнь кончилась. Это была катастрофа.
Но какой-то парень догнал и вернул веночек Нюше.
«Еще три минуты жду и розочку швырну под поезд метро на рельсы».
Три минуты-столетия прошли, и она подошла к краю платформы, размахнулась и… тут на её снизашло.
