Идиотка! Я ж не туда пришла! Тоже мне москвичка задрипанная. И она побежала, расталкивая людей – и это в час пик! – в сквер наверху.
Вылетела из перехода, а на встречу белый ангел – морской офицер в парадной форме. Он упал перед ней на колено, а потом поднял над сквером и площадью. Морские ангелы могут не такое! Внизу люди были похожи на цветы. И они парили вдвоём над цветочным морем.
Так ей казалось.
Так она знала.
Так хорошо быть вдвоём!
Одним и навсегда с веночком на головке.
Время до отправления поезда уходило быстро. Наверное, сжалось время. И ниточка связи между ними становилась всё тоньше и тоньше. И ничего нельзя было поделать. Все чувствовали это и старались быть радостными. Но это не получалось.
– Нюша, ты чаще пиши. И если повстречаешь Умку – пришли фото.
Хорошо и грустно. Солнышко золотистое. Было и как будто не было ничего. И не будет больше такого никогда.
Там, где солнышко скрылось, небо багрово, потом тёмно-багрово с жёлтыми оттенками. И переходит в бирюзу. Потом становится голубеньким, тёмно-голубым. И наконец – синим.
Переходы незаметны, плавны. Облака снизу подсвечены солнышком и тёмно-красные.
Все тускнеют.
День закончился.
А какой был день, сколько всего произошло! А что? Миг, как и не было ничего.
– И куда всё делось? Так хорошо было и нет. – сказала Нюша.
Она была бледненькой и такой ухоженной. Она не волновалась. Но была какой-то просветленной что ли. Будешь. Вчера одна жизнь, а через часы – другая. «Раз, и к Умке» – так говорит Марь Иванна.
Всё другое. Какое? И даже океан тихий. А в тихом месте известно, что водится.
– Только без этого, – сказала Марь Иванна.
– Без чего? – спросила Лилия.
– Как с подружкой расставались, оба горько плакали. Её сопли, мои слезы – нам за шиворот капали.
– Маша! – воскликнула Лилия.
Но подзатыльник не отвесила.
– Устами детей глаголит истина, так говорит Марь Иванна, – сказала Маша.
– Это нам казалось, что это есть. Это воспоминание, прошедшее, – сказала Нюша. И куда оно делось…
Если было – прошло, ушло. Куда? В душу что ли? А если оно там есть, что это такое? Оно материально что ли? А почему его не видно, и из чего оно состоит?
И ты перенесешься через двенадцать часов в другой мир. Ты то, ты, а мир другой. Нет первопрестольный, есть другой мир. А первопрестольный только в душе. А может и в душе не будет, так новый мир захватит красотами, заботами.
– Опоздал! – сказал Елисей.
– Опоздааал, бессовестный. Рева не хотелось видеть. А мы и не ревели. И наши слезы, наши споли, нам за шиворот не капали. – сказала Маша.
Получила подзатыльник.
– Я к ним скоро прилечу, – сказал Елисей.
– С женой, – сказала Маша.
– Какой?
– Ну с Лилией, – сказала Маша.
– Маша!
– Это колдовство моё. Я колдунья. А я чё?
– Маша! – воскликнула Лилия.
– А как сбудется! Тогда мороженного! Везде и много. Во, все завидовать будут! – сказала Маша.
– Прими наш скромный подарок, – и она сняла упаковку.
На большом цветном фото, была хорошенькая попа, в красивых трусиках и длинные ножки… на мусорном баке. И всё.
Вот и последний вагон едва виден. Поезд уходил в золотистый свет солнца.
Они медленно повернулись… что-то белое было перед ними. Они промокнули заплаканные глазки… Перед ними стоял бугай, что был в театре. С громадным, ярким букетом.
– Опоздал, не повезло, – сказал он.
– Зато нам даже очень, – сказала Марь Иванна.
– Что ты говоришь! – сказала Лилия.
Елисей держал букет.
