Я совсем не помнила своих родителей. Бабушка расспросы и разговоры на эту тему не одобряла, заслонясь кратким:
– Погибли они.
После этих слов лицо её каменело. Не плакала, не билась в горе, но было видно, как велика её печаль по дочери и зятю.
Всего лишь раз она позволила себе заговорить, да и то… Этот рассказ был не для меня. Похоже, бабуле необходимо было выговориться. Её бедное сердце так долго и много страдало. Наверное, через слова надеялась выпустить скопившуюся боль…
– А чего это баронессу в гувернантки понесло, да ещё в такую даль? Что, в Ро́ссии женихи закончились или учить некого? Должно быть, такая слава, что только во Франкское королевство бежать осталось.
– Бабушка… – ахнул виконт от слов таких.
– Ты вообще молчи! Разговор с тобой позже будет, – графиня стукнула в пол богато изукрашенной тростью.
Голос старухи был под стать фигуре. Сухой, скрипучий. Конечно же, не было слышно скрипа при движениях графини, но мимика подтверждала, что нет больше проворства в теле и каждый жест, каждый поворот головы, каждый шаг даётся через боль. Подагра, что ли? Ну да… вон как суставы на пальцах изогнуло.
И не помогает ей ни тепло камина, возле которого восседает графиня в большом мягком кресле, ни пушистый ковёр в ногах, ни шаль, в которую кутает она измученное болезнью тело.
Но всё равно, не дело это делать больно другим, когда самой плохо.
– Ваша Сиятельство? – решилась заговорить я.
– Что тебе? – не дав себе труда быть вежливой, откликнулась бабушка виконта.
Я открыла было рот, но тут в комнату в сопровождении женщины в тёмном чепце и в таком же тёмном платье – монашка или вдова? – вошли две очаровательные девочки.
Золотые кудри как у брата, аристократичные черты лица, любопытные глазки. Держась за руки, виконтессы подошли к креслу бабушки, присели в книксене.
– Вот, баронесса, – старуха категорически не желала называть меня по имени, да и титул выговаривала с какими-то издевательскими нотками. – Познакомьтесь со своими воспитанницами: старшая – Инес, ей восемь лет, младшая –Авелин, три года. Надеюсь, вы сможете привить девочкам всё то, что сделает их в последующем достойными жёнами и матерями.
Не стала заверять графиню в любви, преданности и в том, что полностью оправдаю её надежды. Спасибо, не стала при воспитанницах рассуждать на тему, почему я из Ро́ссии сбежала.
– Ступайте, устала я… – отмахнулась от присутствующих старуха и, откинувшись на спинку кресла, прикрыла глаза, но тут же, вспомнив о неоконченном деле, открыла. – Гильом, останься!
И я останусь. Куда идти, если не всё сказала.
– Позвольте, Ваше Сиятельство… – ещё раз делаю глубокий реверанс.
– Что?! – губы поджаты, глаза прищурены. Ну чисто змея. Ох, нарываешься ты, Машка! Не любит старуха неслухов. Но не могу не попробовать избавить мальчишку, которого уже приятелем своим считаю, от порки. – Ступайте, баронес-с-с-са!
Вот и шипит, как змея…
– Миледи, я только хотела поблагодарить вас за прекрасное воспитание господина виконта. Учтивый молодой человек – самолично встретил и проводил в замок, рачительный хозяин – не стал отрывать работников от дел, любит и ценит графство и сам замок – рассказал мне подробную историю образования ваших земель. Понимаю, что только под столь чутким руководством, как ваше, юные души могут закалиться и окрепнуть.
Льстила, как лиса, возжелавшая сыру, ну и пусть. Я не облезу, в отличии от кожи поротой задницы.
