– Вот потому и город никак не возьмёте, – Гримнир сплюнул через рыжую бороду.
– Не забывай, норманн, – отвечал седой уже полянин Богодар, – что в том городе уличи сидят, а они тоже крови славянской. Крепкий орешек не по варяжским зубам?
– Да было бы тут варягов столько же, сколько вас, давно бы их баб всех до одной попортили!
– А мы вас сюда не тянули, – возразил Богодар, – сидели бы во льдах своих, селёдку с тиной жевали.
– Да вы без нас в шкурах бы ещё ходили, от воды шарахались! – крикнул ему Асбьёрн.
Гримнир неодобрительно рыкнул – одно дело перепалка, другое – на седого тявкать. Старший он и везде старший, что во фьордах, что тут.
– Пусть полается, – ответил Богодар, – вот оно, варяжское семя… мельчает, что северный ручей на юге.
Отношения варягов со славянами не были дружескими, но и на вражду не шли. Те и другие знали, союз – не родство. Хотя бурная река жизни незаметно для всех растворяла северную кровь в лесном безбрежье.
Конечно, некоторые скандинавы возвращались в свои земли на закате дней с сундуком золота. Но больше было тех, кто уходил в наём к хазарам и арабам. А самым верным было подвизаться в дружине Киева или Новгорода, Изборска или Пскова, да ходить по зиме-осени за данью живот наедать, а весной-летом соседские племена на щит брать, да пировать среди равных. Где никто не талдычит тебе про единого Бога на небе, да главного царя на земле. А когда захочешь – пойдёшь своим путём дальше. Широка была эта земля, прозванная русской.
Русь – откуда повелось? Никто бы уже не сказал. Старые вои бы спели про времена молодого Рюрика, чью братию называли русами, искажая на славянский манер северное слово «гребец». Про людей, пришедших на кораблях с длинными вёслами и короткими разговорами. Про суровых и сильных предков. Иные бы вспомнили слова прадедов про первых людей, вышедших из реки Рось, что южнее Киева бежит в Днепр Славутич. Подземные витязи бросили вызов Сварожичам, и в той битве капли крови превращались в людей. От того, мол, так любим славянами красный цвет. А другие скажут про народ асов с дальних гор за Тьмутараканью, и что они первые принесли на степном наречье это слово. Степняки всегда ходили вольно вдоль Дона и Днепра. Но никогда не оседали здесь, а тосковали по грохоту копыт в гулкой степи. Придут, принесут с собой ладный лук, дорогой кафтан, научат манере новой в седле сидеть или с коня стрелять, да снова уйдут на восток. Или пожгут село, если не дашь по белке с дома, да по гривне со двора. Вот так принесли они и это слово – Русь. Впрочем, и за него поплатились славяне.
Но больше найдётся тех, кто оспорит, и скажет, что никто не приносил его, что было всегда оно, из уст в уста ходило с первого предка, что теперь вырезан из дуба и на холме скосился. И ничего-то оно не значит, а просто славно бывает раскатисто и грозно на рассвете крикнуть
– Русь!
над дымкой реки. И в ответ услышать грохот великой вольной тишины.
– Все мы русы, все славу стяжаем за честным Рюриком, за Вещим Олегом, – так взывал к дружине Игорь.
Молодой князь забрался на частокол, закинул плащ на плечо и вытянул руку к встающему солнцу.
– Едва второй месяц сменился, а мы уж град возвели! – попытка вселить бодрость звенела в его словах. – Избы ставим, очаги ладим…
– Мошку кормим, – ворчали в рядах.
– И будем наши стены ширить. Отсюда уличей станем бить. Те сами придут к нам на поклон. А сажаю в сей град моего воеводу первого Свенельда.
