Решив задержаться в этой захудалой деревушке, Морок вернулся
в трактир. Там, устроившись за стойкой, бросил еще одну золотую монету
трактирщику. Тот перестал протирать жестяные кружки и услужливо склонил голову.
— Чего еще желает добрый господин?
— Расскажи, что за девица тут была. Целительница.
— Пустое это дело, господин, — махнул рукой трактирщик. —
Девица нравная, всех женихов в округе отвадила.
— Рассказывай. А я сам решу, пустое или нет.
— Как пожелаете. Госпожа Мияна это, дочь судьи Велимира
из Аствира. Почтенное семейство, старинный род, судью, опять же, все в округе
уважают. Долго он свой пост занимал, справедливый человек, никогда почем зазря
не осудит, всегда в самую суть смотрел, в малейшую мелочь вникал, и неважно ему
было, бедняк перед ним или в должности кто, — бойко затарахтел трактирщик,
снова принявшись протирать миски и кружки. Болтовня болтовней, а дело требовало
внимания.
— Про дочь его говори.
— Так я к тому и веду, добрый господин. Подкосила
нечистая судью, больной лежит, почитай, с весны, совсем плох, не сегодня-завтра
к Светлейшему отправится.
— А дочь что?
— Дочь его собой куда как хороша — да вы и сами видали, —
ей бы замужеством озаботиться, вот только и слышать не желает о том. Мачеха ее,
поговаривают, сетовала, что та женихов одного за другим отвергает.
— Отчего так?
— Она, как и ее покойная матушка, науку целительскую уважает.
Выучилась в Ривиллоне и сюда возвратилась, даже хотела лечебницу открыть, до
того, значится, как судья-то слег. Батюшка в ней души не чаял, покуда в здравом
уме был, любые капризы да прихоти выполнял. Зря. Как есть зря. Судья-то как заболел,
она совсем в разнос пошла.
— Прямо-таки в разнос? — подначил Морок, посмеиваясь про
себя.
— Говорю, как есть! Избаловал судья дочку сверх меры, вот
она и воротит нос от женихов. А к ней сватались, почитай, все знатные семейства,
да только понапрасну. Не интересует госпожу Мияну ничего, кроме травок да
отваров из них. — Трактирщик, наклонившись, оперся о стойку и вполголоса
заговорил: — Две четверти часа назад новость принесли: наезжал к ней сегодня
еще один, господин Видан, сын сборщика налогов. Отвергла. Как есть отвергла! —
хлопнул трактирщик тряпкой по стойке и продолжил уже обычным своим голосом: — А
давно могла бы своих деток нянчить, а не с чужими хворыми возиться. Может
статься, одумается, когда поймет, что ее батюшке жить осталось две седьмицы.
Потому как где это видано, чтоб девица лекарем себя мнила!
— Она же твоей дочери помогла.
Трактирщик пожал плечами.
— Я все эти целительские штуки терплю потому только, что
супружница всю плешь мне проела. «Позволь
госпоже Мияне приехать и помочь», — проворчал он, изобразив голос своей
жены. — А я так считаю: Светлейший всему хозяин. Угодно ему будет — приберет
дочку, а смилостивится — она на поправку пойдет. Оно, конечно, лучше б поскорее
ей с постели подняться, сами видите, сколько у нас народу, никаких рук не
хватает, а супружница моя днюет и ночует у постели больной — помощи тоже не
дождешься, приходится девок деревенских нанимать, чтоб подсобили, а эти дуры
только и могут, что зубы купцам заезжим скалить. — Трактирщик покачал головой, потом продолжил: —
Да и зазря я разве горку монет жрецам из храма отсыпал, чтоб за дочку молились!
А травки эти — так, чепуха для отвода глаз. Вон лекарь наш местный ходил, склянками
гремел, а толку чуть.
