Всеслав почувствовал, как что-то горячее скатилось по щеке. Слеза? Нет, великие герои не плачут. Это, должно быть, пот. Или роса с небес, восхищенных его мужеством.
Смех перешел в рыдание, которое он не мог сдержать. Вся эта игра в шутки, весь этот черный юмор – лишь тонкая маска, скрывающая бездну отчаяния. Один шаг от смеха до крика, от сарказма до безумия.
Солнце уже поднялось высоко, заливая комнату золотистым светом. Всеслав прищурился, наблюдая, как лучи проникали сквозь щели в ставнях, рисуя на стенах причудливые узоры. Эта игра света всегда завораживала его – единственное развлечение в бесконечные часы неподвижности.
Мысли о Забаве и Ждане не покидали его. Что если они придут сегодня? Что если прямо сейчас идут по деревенской улице к его дому? Сердце забилось чаще от этой мысли.
Он представил, как распахнется дверь и Забава влетит в комнату, принося с собой запах трав и свежего хлеба. Её коса будет слегка растрепана от быстрой ходьбы, а глаза – светиться тем особым светом, который появлялся в них только когда она смотрела на него. А следом войдет Ждан – степенный, основательный, с корзиной лесных гостинцев.
Они сядут рядом с его лежанкой. Забава будет рассказывать о деревенских новостях, о том, как вредная коза старосты забрела в огород к тетке Маланье и сожрала всю капусту. А Ждан будет вставлять короткие замечания, иногда усмехаясь.
И на мгновение всё будет как прежде. Они будут смеяться над старыми шутками, вспоминать общие приключения. Может быть, Ждан расскажет о новой охоте, а Забава споёт ту песню, которую они любили слушать на берегу озера в летние вечера.
Но тут же радужные мечты рассыпались осколками, больно впиваясь в сердце. Нет, ничего не будет как прежде. Он больше не сможет поддержать их разговор – его речь стала неразборчивой, каждое слово давалось с трудом. Он не сможет взять Забаву за руку, не сможет хлопнуть Ждана по плечу. Они будут говорить, а он – лишь слушать, не в силах ответить так, чтобы его поняли.
Горькая правда обрушилась на него: он уже стал призраком в мире живых. Тенью того Всеслава, которого они знали. Телом без возможности действовать, голосом без возможности говорить.
Комок подступил к горлу, мешая дышать. Всеслав сжал зубы, борясь с подступающими слезами. Нет, он не позволит себе этой слабости. Достаточно того, что он не может контролировать своё тело – но свой дух он не отдаст отчаянию.
И всё же боль была слишком сильна. Мысль о том, что он стал живым мертвецом для окружающих, пронзила его острее любого ножа.
Вечер подкрадывался к Тихомирью неспешно, окрашивая небо в густые багряные тона. Всеслав ощущал смену времени суток по меняющимся теням на стенах избы и приглушенным звукам, доносившимся с улицы. Деревня оживала иначе, чем днем – более интимно, с особым ритмом вечерних забот.
Он напряженно вслушивался в каждый шорох за дверью, каждый звук шагов на тропинке. Сердце предательски ускоряло бег всякий раз, когда кто-то проходил мимо их двора.
– Сегодня точно придут, – шептал Всеслав в пустоту комнаты. – Забава обещала…
Надежда и отчаяние сменяли друг друга, как волны прибоя. Вот сейчас скрипнет калитка, раздадутся знакомые голоса – и комната наполнится жизнью, а не только его тяжелым дыханием.
С улицы донесся взрыв смеха – молодежь собралась у колодца, как это бывало каждый вечер. Всеслав знал эти голоса. Раньше он сам был там, в центре внимания, рассказывал истории, которые заставляли девушек визжать от страха, а парней – завистливо хмыкать.
