Изгнанник - страница 4



Довольный, Шуну заозирался: с кем бы поделиться радостью от решения проблемы.

«Интересно, Эли тоже на речку бегал? Ну, я ему всыплю, когда придет. Нет, надо просто поговорить с ним, как со взрослым, объяснить, что детство кончается, пора за ум взяться. Почти на каждом занятии ему учитель делает замечания, недавно при встрече Шамма пожаловался: мечтает наш Эли много на уроках. Есть в кого: в брата моего старшего, Шамея. Тот тоже много мечтал, пока в одну ночь ему не пришлось убегать из Египта…»

Громкое хрюканье раздалось из хлева.

Шуну не спеша поднялся, направился на кухню. Взял большой глиняный горшок, куда жена складывала отходы – внутренности и остатки рыбы, и понес в хлев, находившийся напротив кухни через коридор.

Вылив корм в корыто, Шуну некоторое время наблюдал за тем, как две свиньи и с десяток поросят поглощают пищу.

«Быстро поросята вес набирают, одного уже можно заколоть и зажарить, – мечтательно улыбнулся он. – Надоело на одной полбе сидеть».

Шуну в сопровождении суетливых кур вернулся во двор, снял с плоской крыши жилища, покрытой соломой, невыделанную козью шкуру, бросил у стены, сел.

Какая-то мысль вертелась у него в голове, какая – не мог вспомнить.

Взгляд Шуну упал на корзину с кнутом.

«Ах, да! Эли – мечтатель. Такой же, как Шамей».

Шуну прижался спиной к неровно оштукатуренной стене, закрыв глаза, погрузился в воспоминания…


Фараон Аменхетеп IV в одночасье сменил свое имя на Эхнатон и объявил о единобожии. То ли голову ему напекло в тот момент, то ли еще чего, неведомо никому. Фараон воздвиг грандиозный храм богу Атону, якобы единственному творцу вселенной.

Для всех это был удар, в первую очередь для жрецов прежних богов!

Лишившись поддержки, храмы начали приходить в упадок, некоторые и вовсе закрылись.

Шамей всей душой прикипел к новой вере, не раз посещал храм Атона, чтобы послушать проповедь из уст самого Эхнатона, наместника Единого бога.

Он пытался и соплеменникам привить любовь к единобожию, но наткнулся на стену непонимания с их стороны.

Все закончилось со смертью Эхнатона: его зять, воссев на трон, восстановил почитание Амона и иже с ними. Начались гонения на бывших сторонников единобожия, в числе коих оказался и Шамей.

Так и вышло, что Шамей сложил нехитрый скарб в узел и, дождавшись, когда очередной караван отправится на восток, ушел вместе с ним.


Легкая поступь Кары прервала воспоминания Шуну. В руках у нее он увидел большую глиняную кружку.

– Либа угостила вином, – протянула она кружку ему.

– Ты смотри-ка, из граната! Где она его раздобыла?! – вдохнул Шуну терпкий аромат, прежде чем припасть губами к вину.

– Говорит, для особого случая берегла. Сегодня – тот самый случай.

– Эхе-хе, бедовый пацан у нее растет, – вытер губы ладонью Шуну. – В отца. Недавно приковылял к нам во двор с куском козлиной кожи, с Эли склонились над ней, что-то высматривают. Дай, думаю, и я погляжу. И что, ты думаешь, это было?! Карта! Самая настоящая карта! Отец ему когда-то рассказывал о Ханаане, а этот хромоножка потом по памяти углем на коже нарисовал: где он находится. Горы, пустыни! И дорожка – как пройти туда. Красиво получилось у него, ничего не скажешь, – заулыбался Шуну. Опомнившись, он напустил на себя серьезный вид. – Я спросил у него – зачем ему карта, а он мне отвечает, мол, когда он и наш Эли вырастут, по этой карте они выведут всех хабиру в Ханаан! Представляешь?! Я ему велел спрятать ее от греха подальше и никому больше не показывать. А еще лучше – сжечь.