Кара понимающе улыбнулась.
– А ты почему не пьешь? – Шуну протянул ей кружку.
– Мы с Либа уже попробовали, хватит. Дети скоро придут голодные, – добавила она, переступая порог.
«Повезло мне с женой: спокойная, заботливая, работящая, – думал Шуну, потягивая вино. – Гила и Эли лицом в нее пошли: глаза серые, прямой нос. Агарон – моя копия: нос с горбинкой, губы тонкие. И характером дети отличаются: старший больше молчит, а Эли с Гилой как начнут языками чесать – не остановишь. Разные у нас дети, словно не одна женщина их родила. Другой на моем месте засомневался бы в верности жены, но только не я! А чего мне сомневаться, когда прямо под боком живой пример: Шамей и я – одно лицо, Махли, средний брат, – совершенно по-другому выглядит. Как-то в детстве он глаза сурьмой подвел, на шею чей-то ускх[10] нацепил – вылитый египтянин! Оттого Махли и в городе смог обосноваться, что египтяне его за своего принимают. Всегда при деле, сам не бедствует и нам помогает. Жалко, родители рано умерли, что мои, что Кара, не видят, каких Махли высот достиг. Забрала чума с собой много стариков в нашей деревне. Да и не только стариков… Мда-а, вроде, недавно буйствовала эта зараза, а гляди ж ты, уже лет десять минуло. Эли тогда только родился…»
Шуну вновь приложился к кружке.
«Вкусное вино, не оторваться…» – почувствовал он, как хмельной дурман пытается насильно прикрыть его веки.
Разбудили Шуну детские голоса.
Сначала из переулка послышался заливистый смех, следом показалась стая мальчишек.
В центре веселой процессии Горус с еще одним рослым подростком несли сияющего Зэева на плечах, двое других держали его ноги. Эли за их спинами нес пышную пальмовую ветвь, размахивал ею как опахалом над головой Зэева.
«Ну, как на них сердиться?! Совсем еще дети…» – улыбнулся в бороду Шуну.
На следующий день сразу после занятий Эли позвал Горуса к себе домой. Зэев увязался за ними.
Эли сдвинул в сторону плетенную из тростника калитку, пропустил друзей во двор.
– Мы пришли! – громко крикнул он.
Из жилища выбежали Гила и Нава, младшая сестра Зэева, обе – в легких светлых туниках. О чем-то весело перешептываясь, прислонились к стене. Они явно готовились к приходу мальчишек: голову Гилы украшал венок из мелких голубых и сиреневых цветков, глаза – подведены сурьмой, у худенькой Навы на голове стожком высился пышный парик из овечьей шерсти, окрашенный в коричневый цвет.
Горус как вкопанный встал посреди двора, не сводя восторженных глаз с Гилы.
Зэев подскочил к Наве.
– Ты почему здесь? Иди домой… – прошипел он ей в лицо.
– Ты чего раскомандовался?! – обиженно надула губы та. – Я все маме расскажу.
– Сними эту дрянь с головы, – схватил Зэев сестру за руку и потянул к своему двору.
Эли с Горусом растерянно переглянулись.
– Что тут у вас произошло? – показалась на пороге мать Эли с корзиной в руках.
– Зэев опять характер показывает, – обиженно насупилась Гила.
– Проходи в дом, Горус, покушаешь с нами вместе, – мать поставила плетеный короб, накрытый холщовой тряпкой, у стены. – Дяде тоже рыбы нажарила.
Эли заметил, как Горус и Гила, столкнувшись в проходе, обменялись смущенными взглядами…
Сорок лет назад возникла крепость на берегу протоки, самого крайнего восточного рукава Хапи. Богатые залежи бирюзы и меди в горах Синая послужили первопричиной постройки города. Еще город являлся отправной точкой во время военных походов фараона на восток.
