Делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю и, кое-как пригладив растрепавшиеся волосы, иду на кухню.
Отец, мама и бабушка сидят за столом, уставленном конфетами, печеньем и даже пирожными. Надо же, какая идиллия!
— Чаю? — предлагает отец.
Я мотаю головой — ничего не хочется.
— Что ты все-таки решила, дочь? — спрашивает мама. — Не передумала? Может, стоить поговорить с мужем?
— Мам. Я только вчера вечером попала в этот ад, а ты хочешь, чтобы я вот так сразу приняла решение, потом передумала, потом снова приняла? Может, дадите мне выдохнуть хоть чуть-чуть.
— А что, собственно, случилось? — пожимает плечами бабушка и шуршит фантиком от конфеты. — Ну, гульнул мужик разок-другой, а ты сразу в истерику, вещички подхватила и бежать?
— А что я, по-твоему, должна была делать? — С вызовом я смотрю на бабулю.
— Сидеть на жопе ровно, — грубо отвечает она. — Вышла замуж — так живи. Чего бегать туда-сюда? Он, поди, тебя не бьет, за волосы не таскает, чего ты взбеленилась?
— Зато трахает все, что шевелится!
— Алиса, следи за языком, — шипит на меня мать.
— Нет, погодите, — вмешивается в разговор отец. — Тут я на стороне Алисы. Этот кобель будет таскаться по бабам, а моя дочь должна это терпеть? Ради чего? — Я удивленно смотрю на отца — от него поддержки я ожидала меньше всего. — Она что, прокаженная какая-то или уродина? На хрена ей такой муж? Другого найдет.
— Как у тебя все просто, — резко осаживает его мать.
— А как должно быть, Люд? Ладно бы у них дети были, еще можно подумать, а так. — Отец машет рукой и улыбается мне: — Правильно сделала, что ушла.
— Спасибо, пап, — выдыхаю я.
— А жить она где теперь будет? Вам на шею сядет? — усмехается бабуля.
— Мам, почему на шею? Ну поживет по первости, а там работу найдет и снимет что-нибудь. Плюс ей же будет положено что-то при разводе, — напоминает папа.
— Я надеюсь, ты не передумаешь продавать квартиру. — Мама встает и начинает судорожно хватать вещи на разделочном столе, явно нервничая из-за Кирюши.
— Ну, с квартирой вроде уже решили. Обещали же Кириллу. Можно, конечно, повременить, пока Алиса дела с Павлом не уладит…
— Вот так всегда! — взрывается мать. — Все Алисе! Все Алисе. О сыне ты не думаешь.
— Люда!
— Что, Люда? Помнишь, что я тебе говорила про Канаду? Надо была Кирюшу туда пристроить, а не ее. Ты послушал? Нет! И что теперь? Все для твоей Алисочки! Все боишься ее обделить.
— Мам! — Я смотрю на нее в недоумении. — Тебе не стыдно? Всю жизнь ты выделяла Кирилла, всю жизнь вы с меня втройне спрашивали, а теперь выворачиваешь так, будто я жила в шоколаде, а ему ничего не доставалось… Вы ведь с папой всегда для Кирилла больше делали.
— Конечно, больше, потому что он и так… и так… — Мама не находит слов и, вдруг разрыдавшись, выбегает из кухни.
Я растерянно смотрю на отца, потом на бабушку. Та сидит непробиваемая, будто пришла на милые семейные посиделки. Берет очередную конфету, откусывает и прихлебывает чай.
— Да просветите вы уже ее, столько лет, а она ничего не знает, — вздыхает бабушка.
— Мам, не надо, а? — просит отец.
— Почему не надо-то? И Кириллу бы пора узнать правду.
— Кириллу точно не надо ничего знать! — резко бросает отец.
— Какую правду, пап? Чего мы с Кирюхой не знаем? — почему-то испуганно спрашиваю я.
— А такую, что Кирилл, — бабушка делает многозначительную паузу и наконец говорит, — неродной тебе брат.
— В каком смысле неродной? — Я в изумлении смотрю на бабушку.
