Глядя на мальчиков я чувствую свою вину. Вид их светлых волос с рыжими прядями, совсем как у Джейн, заставляет мое сердце сжаться. Она лежит там, в черном ящике, бездвижная, застывшая навеки, та, что была такой наполненной жизнью, что дарила свет всем, кто был вокруг, не жалея его даже на тех, кто считал ее не ровней себе.
Смотрю на Айвена. Он сидит опустив голову и смотрит на свои ногти. О чем он думает теперь? Так же как и я винит себя? Каково ему потерять ту. что он так любил? Если даже мне так тяжело, то он, должно быть, совершенно уничтожен.
Мне хочется как-то поддержать его, похлопать по плечу, обнять, что-то сказать. Но я понимаю, что никакие слова не будут уместными.
Мы едем здесь. А она там. Мы будем жить, а она умерла.
Очевидность этой простой разности словно душит меня, словно здесь становится мало воздуха. Я ослабляю галстук и делаю глубокий вдох.
Впереди уже виднеются первые памятники кладбища. Ангелы и драконы из белого и серого мрамора, скульптуры людей в полный рост и просто большие надгробные плиты с надписями. Все это кажется каким-то бессмысленным нагромождением разнородных форм, не имеющих никакого смысла. Меня начинает мутить и я с благодарностью вылезаю из кареты, когда кучер объявляет, что мы приехали.
Низкое свинцовое небо, которое еще полчаса назад было безоблачным, теперь от минуты к минуте становится все темнее. И я уже чувствую на своей коже первые стрелы будущего дождя. Слуги раскрывают зонты и несут над нами, с Айвеном и мальчиками, пока мы идем вслед за гробом в тяготящем молчании и тоске.
Через минуту дождь начинает барабанить по черным зонтам. А когда мы приходим к месту захоронения, где рабочие кладбища уже опускают гроб в яму, дождь льет как из ведра.
Змля под ногами становится скользкой и липкой. Волосы слуг намокают и я вижу жирные струи воды, стекающие по их лицам.
Руки их напряжены, они пытаются не выпустить из рук веревки, ставшие вдруг скользкими.
— Будет нехорошо, если гроб упадет, — говорю я Айвену.
Он словно просыпается и недоуменно смотрит на меня. Через мгновение кивает и создает над ямой силовое поле, чтобы рабочие могли спокойно сделать свое дело.
— Спасибо, ваша светлость, — говорит старший из мужиков, с длинной бородой клином. — Видите оно как… Дождь…
Родители Джейни первыми кидают жирную мокрую землю на гроб. Мальчики идут следом за ними, совершая необходимую традицию. Они не понимают что происходит, но явно чувствуют, что, сейчас очень важный момент.
— Попрощайтесь с мамой, — говорит мать Джейн, садясь на корточки рядом с детьми.
— И она нас услышит?
— Конечно услышит, птеньчики мои. Из за дождя я не вижу слез на глазах матери Джейн, но знаю, что она плачет. Я надеюсь, что на меня в эту минуту никто не смотрит.
Мальчики подходят к яме и набирают в ладошки мокрые куски земли. А затем бросают их вниз. Слышится глухой стук земли о дерево.
— Мамочка, мы тебя очень любим, — говорит Уилл и утирает нос рукавом своего пиджачка. — Бабушка говорит что ты всегда будешь нас слышать, потому что твой эйдос остался здесь и будет где-то рядом, присматривать за нами.
Джейк молча бросает землю вслед за братом и вытирает грязную руку о штанину. Он хочет что-то сказать, но глядит на отца и не решается. Просто вздыхает и идет вслед за Уиллом в сторонку, где уже стоит отец и мать Дженни.
Айвен встает на колени, не обращая внимания на грязь, и смотрит на черный гроб.
