— А вот не буду спорить, — заявляю я, вскидываю руки, обнимаю сильную шею и говорю: — лучше докажу.
— Интересно — как? — он вскидывает бровь. Люблю эту — чуть ехидную — мимику у него.
Улыбаюсь, легко чмокаю в губы и торжественно объявляю:
— Рожу тебе ребёнка.
Гена напрягается и отстраняется:
— Малыш, мы много раз говорили с тобой на эту тему. Тебе сначала надо доучиться.
— Глупости, Ген! — поднимаюсь и сажусь, не стесняясь своей наготы. Не перед мужем же, который видел меня везде. — У нас полно девчонок в группе, которые уже родили, и даже академ мало кто брал.
— Не думаю, что это нормальная учёба с младенцем на руках.
Господи, да я же не стремлюсь к красному диплому, в отличие от некоторых! И глобальных достижений в своей сфере не собираюсь добиваться. Всё равно буду работать в нашей же фирме, под его, Генкиным, началом. Он у нас главный, он всё вырулит, а я — лишь исполнитель.
— Ты так не хочешь детей от меня? — хлопаю ресницами, понимая, что начинает щипать глаза.
— Ну что ты, маленькая, — нежно воркует он, проводя согнутым пальцем по моей щеке. — Хочу! Очень! Мечтаю об этом! Ты же знаешь, я — детдомовский, твой отец показал мне, что такое — счастливая семья. Вот и я хочу так же. И деток, по крайней мере, троих. Но тебе пока рановато, милая…
Он всегда и всё решает за меня. Даже это.
Злюсь, фыркаю, сдёргиваю покрывало и встаю с кровати. Заматываюсь и разворачиваюсь к двери.
— Куда собралась? — меня перехватывают, сильные руки смыкаются на талии, припечатывают к каменной груди.
— Подальше от тебя, на диван…
— А разве я тебя отпускал? — он снова поднимает бровь.
— А разве я должна спрашивать? — шиплю, вырываясь.
Но силы неравны — меня отрывают от пола, как пушинку, тащат обратно, швыряют на мягкий матрас. Следом — он прогибается под сильным телом.
— Ты никуда не пойдёшь, — рычит муж в ухо. — Будешь здесь, со мной, всегда… Никаких диванов! — как быстро он переключает режим с внимательного влюбленного на бездушного тирана. Даже дух захватывает!
— Я сама буду решать… — начинаю, но не договариваю, потому что мне затыкают рот самым бесцеремонным способом. При этом Гена перехватывает мои запястья и впечатывает в простыню. Извиваюсь, злюсь, кусаю его…
— Ах ты! — взрыкивает он и набрасывается на меня с ещё большей яростью.
Близость у нас случается особенно бурная. После чего я, довольная и счастливая, умиротворённая и удовлетворённая, засыпаю в его объятиях. Сама же тяну под щёку его ладонь и устраиваюсь на ней. Мне хорошо. Всегда было хорошо. А ещё я верю, что совсем скоро Гена сдастся и наш дом наполнится детскими голосами…
Воспоминание такое яркое, ощутимое, запечатлённое в памяти. И теперь — приобретающее другой окрас.
Вот почему он не хотел детей от тебя. У него уже был ребёнок!
Предатель… Лжец… Гад…
Нет уж — о моём малыше он не узнает, раз не хотел его. Кроха будет только моим. Капровым! Даже отчество ему дам по своему отцу, пусть Гена утрётся.
Поднимаюсь, сжимаю в руке один из тестов, будто нож, и выхожу в гостиную. Только теперь понимаю — пока меня не было, ни мама, ни Рустам не поинтересовались — что со мной. Интересно, чем они таким были заняты, что проигнорировали моё плохое самочувствие.
Иду в сторону кухни и застаю картину маслом — букет пионов валяется на полу, весь растрёпанный и опавший, а мама с Рустамом ссорятся — с истерикой, слезами, битой посудой и матами…
