— Иди, милая, — шелестит змеем мой муженек. — Мы люди взрослые, сами разберемся. А тебе же на работу, верно?
— Вообще-то нет, — пожимаю плечами, — я пока в поиске, — убиваю последнюю надежду Вересова на то, что с утра освобожу площадь и он тут сможет установить свои порядки.
Сама наблюдаю, как Глеб краснеет и злится, но молча идет на кухню и начинает запускать кофемашину.
— Ну, я пойду.
— Иди, милая, иди, — тянет сквозь зубы Вересов.
Как только я закрываю плотно в комнату дверь, быстренько беру пустой стакан со стола у ноутбука Глеба и приставляю к стене, смежной с гостиной.
— Ты ее знаешь? — нервно уточняет у Сергея мой муж.
— Мирослава уже как пять месяцев ваша жена, Глеб Александрович…
И в этот момент я слышу звон бьющегося стекла. Надо муженьку все-таки успокоительное купить, уже имущество громит.
***
— У вас что… коллективное помешательство? — рычит мой благоверный, срывая злобу на ни в чем не повинном Самохине.
— Глеб Александрович, ваш психолог предупреждал о возможном провале в памяти.
— Мой кто? — немного сдает позиции Вересов и уже на полтона тише общается с Сергеем.
— Психолог.
— У меня реально кукушки поехали?
— Не совсем так, вы просто иногда забываете, ваша жена…
— Вот не надо. Я допускаю, что могу забыть мелочь, но жену, пять месяцев брака и психолога… Разве ТАКОЕ можно забыть? Ты бы забыл? — наседает Глеб на начальника службы безопасности.
— Вы попали в аварию, — продолжает спокойно Сергей.
Именно такой версии было решено придерживаться. Евгений Семенович не сомневался в том, что племянник активно начнет анализировать случившееся, и даже документы не станут для него показателем в прояснении ситуации.
— Такую девушку, как ты, Мирослава, трудно забыть и тем более ей изменять… Это надо быть полным идиотом. Глеб не до такой степени плох… И у него самого есть табу на измены.
— Почему табу? И вообще, разве можно быть уверенным, что ты никого и никогда не предашь? — скептически заявляю Малышеву.
— Нельзя быть уверенным, — согласно кивает Евгений Семенович. — Но есть такие понятия, как время и память. То, чего мы опасаемся или избегаем, может нас догнать именно тогда, когда больше всего позабудется. И Глеб не стал исключением. Видишь ли, девочка, — ласково обращается Малышев, — мой брат изменил своей жене и не один раз. Сказать, что я хотел его стереть в порошок, ничего не сказать, и Глеб помнит тот ад, что творился в последнее время между родителями.
— И как вы это вынесли?
— Никак. С братом я не общался. Невыносимо больно видеть, как любимый человек угасает в созависимых отношениях. Поэтому решено, мы убедим Глеба вот в чем…
Малышев приоткрывал мне историю своей жизни и чувств, но как умело мужчина впускал в свое прошлое, так умело и выпроваживал, не позволяя узнать больше.
Я сдерживала свое любопытство и чаще слушала молча.
Идею с аварией поддержала и сейчас поддерживаю. Легче доказать человеку, что он не стабилен, опираясь на неоспоримые факты.
— Ты шутишь, Серег? — бросает мой фиктивный муж в адрес Самохина.
— Нет.
Я же говорю — скала, а не человек. Стоит на своем, и не сдвинешь.
— Не верю! — зло бросает Вересов и тут же предлагает сделать рейд по врачам, чтобы убедиться в доказательной базе.
Мне Малышев запретил по врачам мотаться, так как посчитал, что это будет уж слишком. Видеть скупые мужские слезы я не должна, да и Глеб имеет право на свои маленькие слабости.
