Гаррик, я уверен, мог это понять. Дураком он не был и родить такую простую мысль не составило бы труда. Но ему требовался повод для совершения очередного акта насилия и он его нашел. А потому, зайдя в дом, сразу отправился в спальню, чтобы в очередной раз воспитать глупую женщину.
Валентин проснулся от истошных криков, и побежал в родительскую спальню. Там его взгляду открылась ужасная картина: разъяренный отец за ногу стащил мать с кровати и волок ее за собой, как жестокий ребенок тряпичную куклу. Мама цеплялась за ножки мебели, за углы, ночная сорочка на ней задралась до бедер, волосы спутались, на лице обнаружились свежие ссадины. Она кричала от испуга и Гаррик периодически останавливался, ударял ее ногой и шипел, что убьет, если она разбудит его детей.
Маленький Вэл понял: сейчас лучше не попадаться чудовищу на глаза, не показывать, что он уже проснулся. Не давать ему очередного повода для того, чтобы бить маму. В ужасе он помчался обратно в нашу комнату, закрыл поплотнее дверь, заткнул щель между створкой и полом какой-то одеждой, чтобы звуки не проникали в спальню, и не разбудили меня. А сам сел у моей кровати, зажал уши руками и дрожал от ужаса. Так он, в конце концов и заснул, напоследок подумав, что утром ему будет попросту страшно покидать помещение.
А проснувшись, вздрогнул от резкого крика отца, и действительно долго боялся выходить из комнаты. Когда же дверь распахнулась, сжался, желая уменьшиться до размеров песчинки или исчезнуть вовсе. В спальню ворвался разъяренный Гаррик. Но увидев испуганного старшего сына, остановился. Покачался с пятки на носок, потом подошел к колыбели, где спал я. И, развернувшись, вышел из комнаты. Позже, когда все еще напуганный Валентин спустился вниз, сообщил, что наша мама ушла.
– Ее счастье, что глупая баба не попыталась вас забрать. Но слышать о ней я больше не желаю. Ты меня понял?! – грозно спросил он у маленького мальчика.
Брат кивнул. А потом прошелся по комнатам, увидел, что некоторые мамины вещи тоже исчезли. В этот момент он отчаянно понадеялся на то, что отец сказал правду, и мама действительно ушла, а не… В мое время Власта переживала научный рассвет и люди отказались от веры в Бога, считали, что все в их руках. Но шестилетний малыш, которого никто никогда не учил молиться, в то утро отчаянно просил высшие силы, чтобы все было так, как сказал Гаррик.
– Пусть никогда больше мы не увидим ее. Но пусть она будет жива. Пусть папа не купит мне больше ни одной игрушки, пусть я никогда не съем больше десерт. Но пусть будет так, что мама и правда убежала. И… И пусть папа ее не найдет! Ну пожалуйста! Пусть ей больше не будет страшно и больно.
И ведь я вспомнил тот момент. Я был очень мал, но до ужаса отчетливо запомнил эту картину: Валентин стоит лицом к окну, на коленях, протягивает руки к солнцу, которое уже вскарабкалось на небо, и что-то тихо шепчет. Никто не учил нас молиться и просить что-то у тех, кто неосязаем, да. Но откуда это взялось в маленьком мальчишке? Разве что любовь и отчаяние подсказали ему единственный способ обрести утешение. И, кто знает, может, и помочь близкому человеку. Хочется верить, что наши молитвы на это способны!
***
– Обними меня, Оникс. – попросила Регина, и я тут же это сделал. – Как же страшно! И как же мерзко!
– Сталкиваясь с описанием насилия, я всегда задавался вопросом: неужели эти ублюдки не понимают, что делают жертве больно, травмируют ее? И только сейчас осознал: да, им это прекрасно известно. И именно это доставляет уродам удовольствие. Поздно дошло, как всегда.
