Как стать британцем - страница 22

Малышев назвался и сердито подумал: «Рад за тебя, конечно, но было бы значительно лучше, если бы ты там и остался!»

Но, понимая, что свою неприязнь лучше укротить, иначе совместное проживание может стать невыносимым, он выдавил из себя дружелюбную улыбку и спросил:

– А зачем уехал из такого прекрасного города, как Париж?

– Да там жить невозможно, потому что пособие урезали и работать заставляют! – возмущённо воскликнул Аквануа.

– И это единственная причина, вынудившая тебя просить убежище у Англии? – поразился Малышев.

– Да-а… а разве этого мало? – недоумённо посмотрел тот. И нахохлившись, грозно добавил: – Пусть только посмеют отказать, я тогда в Международный суд по правам человека пожалуюсь!

– И я пожалуюсь, если не дадут убежище! – сразу завёлся толстый Габо. – Я уж точно этого так не оставлю!

– А у тебя какие проблемы? – с деланным участием спросил Малышев, уже и без его ответа догадываясь, что они окажутся того же рода.

– Ой, большие проблемы, большие… – сокрушённо завздыхал тот. – Дело в том, что на моём участке почти все банановые растения вдруг перестали плодоносить, но местные власти отказались дать другой, – вот какие негодяи! Просто ужасающее нарушение прав человека!

– Да, парни, дела у вас… – только и сказал Малышев, опустив глаза, чтобы скрыть иронию и презрение.

«Будь я на месте Хоум – Офиса, гнал бы вас отсюда в три шеи! – подумал он. – Но если этим прохиндеям убежище всё-таки дадут, то я нисколько не удивлюсь. Скорее откажут тем, кого подвергали пыткам или пытались убить, – эту эмиграционную политику Англии я уже изучил достаточно хорошо.»

– А у тебя что произошло? – поинтересовался Аквануа.

– Да так… с вашими глобальными проблемами и сравнивать нечего, – уклончиво ответил Малышев.

– А зачем тогда убежище просил? – недоумённо посмотрел тот.

– Наверное, глупый был, вот здесь чего-то не хватало… – покрутил пальцем у виска Малышев.

Оценив по достоинству его откровение и самокритичность, приятели потешно захохотали и в знак одобрения вскинули кверху большие пальцы рук.

А Аквануа, вероятно, решив, что теперь новый сосед уже свой в доску, и поэтому безропотно согласится с любым его действием, первым делом усилил громкость магнитолы до прежней.

«Ладно, потешься, пока я спать не собрался, а потом, если не угомонишься, я твою какофонию быстро ликвидирую!» – скреготнув зубами, подумал Малышев.

За разговорами время незаметно приблизилось к полуночи.

Вскоре Габо попрощался и ушёл к себе спать.

– И нам пора бы отдохнуть, – сказал Малышев, подавляя зевоту.

– Я в это время ещё не ложусь, – ответил Аквануа, очищая возле стола банан и пританцовывая в такт музыке.

– Тогда выключи магнитолу! – с нарастающим раздражением потребовал тот. – Да и окно не мешало бы приоткрыть, а то ведь задохнёмся!

Упрямый негр округлил глаза, словно был поражён неслыханной дерзостью. И даже банан изо рта вынул, не успев откусить.

– Это моя комната, и поэтому только я здесь решаю, как мне поступать! – с вызовом воскликнул он. – А если что-то не устраивает – иди к администратору и проси другую!

«Круто… – с ухмылкой подумал Малышев. – Так мы с тобой, уважаемый, проживём не дольше, чем собака с кошкой!»

– А почему нельзя приоткрыть окно? – с недоумением поинтересовался он.

– Потому что я из Африки и здесь мёрзну! – резко ответил негр.

«Знал бы, что ты такой неженка, – тулуп, шапку и валенки из России привёз бы… – усмехнулся Малышев, раздеваясь и собираясь в душевую комнату, которую он приметил ещё тогда, когда шёл с охранником. – Как деду столетнему, что на печке живёт, и даже летом только в зимней одежде во двор выходит. Ладно, если до того времени, как я вернулась, этот тип не образумился, придётся, исходя из лучших русских традиций, устроить ему тёмную…»