Через два-три часа Ричард принес молоко, Влад сделал двенадцать плит, Ричард похвалил:
– Хорошие, Влад, маты, только не надо так много камыша забивать в станок, пожиже немножко, а то ведь за это не заплатят, а камыш-то уходит, а так все нормально.
– Только мало у меня получилось, медленно все делается.
– Ну и что, что медленно, сейчас главное правильно научиться делать, скорость потом сама придет, потом все дойдет до автоматизма, через пару сотен мат. У меня также было.
– Мне еще нужно на «общую» точку сходить, там дело одно, обедай без меня, да все равно, что приготовишь. Ну, пока.
Вечером Влад чувствовал усталость. Двадцать шесть мат, до тридцати не успел: стемнело. Усталость была блаженна: ну вот, он и вступил в рабочий ритм.
Ричард пришел немного расстроенный, почему – не ответил, «так, ерунда всякая». Ужинали молча. Потом Влад все-таки похвастался:
– Ричард, если пораньше вставать, то тридцать пять мат, наверное, можно сделать.
– Да ты и по сорок, и по шестьдесят потом будешь делать. Был бы камыш. Если камыша много, так хоть все лето вяжи. Здесь потому и драка из-за лучшей делянки, что кто много накосит, потом все лето вяжет, не успеет сам, наймет кого-нибудь.
– А делянка чем отличается ну, например, твоя от Романовой?
– Романовая вдоль берега идет, она шире, а моя – вглубь. Чем дальше от берега, тем тяжелее таскать хапки. Так что у Романа, получается, лучше. Но он-то, слава богу, здесь уже лет пятнадцать живет.
– Так он же не все выкашивает, вон у него сколько камыша стоит.
– Ну и что. Это неважно: пусть пропадет, но не трогай. Закон Калауса. Это он просто сейчас в запое. А когда он работает, за ним никто не угонится. Знаешь, сколько он мат в день может связать?
– Ну.
– Сто шестьдесят. Вот так вот. А сейчас он пьет, и ему хоть камыш не расти.
Когда Влад прибрал посуду, а Ричард разбирался в кассетах («сегодня будем слушать старичков, они тебе. Влад, знакомы: «Эйси-диси», «Дипёпл»), Влад вдруг спросил, откуда у Ричарда такое имя: Ричард.
Ричард сказал, что придется рассказать полжизни.
– Отец у меня военный, когда должен был родиться Коля (ну прикинь, Влад, как можно жить с таким именем: Коля), отца перевели в Германию, в восточную, конечно, в ГДР. В Потсдаме я и родился в декабре 66 года. До семи лет Ричард (то есть Коля) жил в ГДР.
Ричард взял сигарету, помял ее и положил на стол.
А Влад закурил и произнес многозначительно:
– Ну да, интересно.
– Это самое крутое воспоминание из детства, что не говори, а Германия она и есть Германия, хоть и социалистическая, это я теперь понимаю, а тогда просто жил, как все дети, ходил в кино, нас не очень-то пускали, у нас свой городок, я знал, что там другие люди, немцы, они хорошие, но нам с ними лучше не знакомиться.
В школу я пошел уже в Чехии, отца туда перевели, когда мне исполнилось семь лет. Разницу между ГДР и Чехией я не чувствовал, но родиной своей считаю именно Чехию. Влад, понимаешь, там прошло все мое счастливое время, школа, друзья, наш городок такой же, как в Германии, ничем не отличается, такие же пятиэтажные коробки, как везде. У меня и любовь первая была, в пятом классе, мы с ней три года дружили, пока ее отца в Союз не перевели. Прощались – жуть! вечно любить клялись друг другу, встретиться обязательно должны, пожениться и все такое прочее, сам знаешь, вся эта ерунда. Короче, жил как жил, когда человек счастлив, он и не замечает, что он счастлив, думает, что это навсегда, что это так и должно быть.
