Боже! Что это? В конце коридора кто-то ползает на карачках почти в полной темноте.
Мимо меня проносится Диана.
– Это что такое, что вообще происходит?!
Я не двигаюсь с места. А больной ползает не просто на карачках, а еще на локтях и лицом – прямо в пол. Диана о чем-то с ним говорит.
– Так надо же свет зажечь!
Вспыхивает свет. Оказывается, он потерял винтик от очков.
Выходит один больной, следом – другой, третий…
Через пять минут половина нашего маленького отделения неотложной кардиологии при реанимационном блоке выползает на свет.
Все спрашивают: «В чем дело?»
Еще через пять минут все больные опускаются на карачки и начинают ползать по коридору.
Я стою и любуюсь.
Вот этот – со вторым инфарктом, этот – со мной в реанимации лежал, у него болезней на целую энциклопедию, этот – после шунтирования, этот – нестабильная стенокардия, этот – мерцательная аритмия. Интересно, что бы подумал случайный посетитель, если бы увидел это зрелище?
И во главе, лавируя между больными, – прекрасная, тонкая, как стебелек, Диана, наша ночная медсестра, ходит и ножкой проверяет уголки у плинтуса: где же винтик?
(больницы, ХХI век)
Никогда в жизни не пришло бы такое в голову…
Где и как можно снять абстинентный синдром? Сходу могу назвать массу способов – испробованных на себе, на друзьях, о которых когда-то слышал (съезжающиеся поедать хаш в пять утра граждане, а на дворе – 72-й год).
И вот лежу я намедни в реанимации. Как водится – в коридоре. Три часа ночи. И слушаю увлекательные разговоры врачей и сестер про то, что мест у них – 12, а больных завезли – 23. И вот если этому юноше (тут все кивают на меня) понадобится дыхательный аппарат, то выхода другого нет – бабок будем выкидывать в коридор. Я прислушиваюсь к себе: я благодарен – за юношу и за то, что кто-то бросится меня спасать, а не оставит задыхаться в коридоре. Но… Бабушек тоже жалко.
В мои рассуждения вкрадывается еще такая маленькая частность. Именно в этой больнице 27 лет назад умерла моя бабушка – Ядвига. Я вспоминаю ее последние дни и понимаю: обстановка была примерно такая же.
Лежу и вдруг слышу, что персонал обсуждает еще одну увлекательную тему. Оказывается, ночью привезли гражданина с тяжелого похмелья. И надо теперь его из него выводить. Гражданин заплатил и захотел именно вот в эту реанимацию. То есть, в кардиологию. Меня привезли ночью – 23-м, а он поступил немного раньше – 22-м. Никаких других болезней за 22-м номером больше не числилось.
Утром 22-й несколько раз прошел мимо моей постели. Около 40 лет, грузин, или – похож, красивый, холеный, приблатненный. Ходил, одетый в простыню на голое тело, и страдал, по-моему – от изжоги.
И невероятное чувство смирения охватило меня при виде 22-го номера. Я понял, что мне никогда бы не пришло в голову: напиться до потери сознания, приползти в городскую больницу, потребовать кардиологический бокс и получить – 22-й номер, коридор, кровать, окружение в лице ходящих под себя и стонущих бабушек, а также простыню на голое тело.
С другой стороны – кто знает? Может, это не первый его опыт? И только так и можно? Ночью ведь все равно, где преклонить голову. И только утром, когда завернешься в тогу, пройдешься по коридору, посмотришь на бабушек, врачей, то поймешь до конца – сколь ничтожен по сравнению со всем этим твой абстинентный синдром.
И только тогда он выйдет из тебя без остатка. И через полчаса ты уже будешь спешить к поджидающему во дворе лимузину, прижав к уху мобильник и целиком отдаваясь наступающему дню.
