Возле вертолёта, отворачиваясь от ветра, поднимаемого винтом, маячил Альберт. Я вылез из кабины и стал выгружать на снег продукты. Когда осталось вытащить рюкзак и распрощаться с Рудницким, подошедший Альберт залез в салон и протянул мне бумажный листок.
– Здравствуйте! Радиограмма пришла сегодня, – громко сказал он мне в ухо. – Вам обратно надо лететь.
– Привет. Что такое? – Я стал читать. Однако каракули Альберта вообще не поддавались расшифровке, это было даже не «курица лапой», а гораздо хуже. И я попросил, чтобы он рассказал на словах, в чём там дело.
Оказалось, Андрей ехал на такси и попал в аварию. С переломом ноги он лежал на вытяжке в больнице. И проект работ писать стало некому. Поэтому Вадим Семёнович передал Стасу, чтобы я вылетал в город и брался за проект. Но Альберт и сам был на связи, всё слышал и как мог записал на всякий случай. В компанию к нему вместо меня должны были прислать кого-то из техников, отбывших свою вахту раньше.
Рудницкий не глушил двигатели, собираясь сразу же улететь, как я выгружусь, просто убавил обороты. И нетерпеливо оглядывался на меня, дожидаясь, когда я покину вертолёт. Но я сказал ему, что обстановка изменилась, и попросил подождать минут пять.
– Как настроение? – спросил я Альберта. Он кисловато улыбнулся. Перспектива снова оставаться в полном одиночестве (не считая Шарика) не вызвала у него прилива бурной радости.
– Ладно, не переживай. – Я попытался скормить ему хоть небольшую порцию бодрости. – Люди по двадцать лет в одиночных камерах сидели. А у тебя тут прямо курорт. Бакуриани! Продукты теперь есть, всего понемногу. Что ещё нужно для счастья?
– А вы книжек каких-нибудь привезли?
– Так ты же не просил книжек.
– Да сегодня посмотрел – остались только детективы. Я их не люблю.
– Там журналов я положил несколько штук, тебе хватит пока… Ну ладно, не скучай. Нам лететь надо. Давай.
Я хлопнул Альберта по плечу, устроился в кабине и объяснил Рудницкому новую ситуацию.
– Ну ты и баламут, – сказал Рудницкий. – То даже зайцем хотел лететь, а то сразу назад навострился. Прокатился на халяву по санзаданию.
И он перевёл двигатели на взлётный режим. Я попытался сквозь рёв моторов втолковать ему, что он сделал неправильный вывод, потому что я не сам решил возвращаться, а мне начальство приказало и что слетали мы всё-таки не зря: снабдили радиста продовольствием и вообще проведали человека, порадовали общением. Но Рудницкий делал вид или действительно был сосредоточен на пилотировании и меня не слушал. Получалось, что я оправдываюсь, а он не желает моих оправданий принимать. Везёт же мне попадать в неудобные положения. И наверняка в аэропорту Рудницкий и Людмиле расскажет, как я доблестно придумал причину не оставаться на участке, да и Лужина потом как-нибудь узнает. Не будешь ведь каждому объяснять, как там было на самом деле.
Ладно, это всё чешуя, как говорил в армии капитан Кизеев. Надо сразу же, как прилетим, идти в кассу за билетом на самолёт до города. На сегодня вряд ли я возьму, а вот завтра, может быть, буду дома… Но радости почему-то не было. Две с лишним недели потратил на то, чтобы организовать этот рейс на участок, а слетал, получается, впустую. Разве что Альберту разносолов привёз баночных. Величина затраченных усилий не оправдывала результата. Хотя, с другой стороны, какой смысл был бы в моём сидении среди снегов, когда в городе столько работы? Нет, что ни делается, всё к лучшему.
